на Плутоне. – Нельзя ли разобрать его?
– Э-э-э… там заключена огромная энергия. Может рвануть.
– Гм… – Он с задумчивым видом вернул маяк.
Что такое «счастливки», трудно объяснить. Чем-то они похожи на абстрактные безделушки, которые покупают не только для того, чтобы рассматривать, но и для того, чтобы вертеть в руках. Моя была из чего-то вроде обсидиана, но теплая и не жесткая; доставшаяся Чибис походила на яшму. Она действует, когда прижмешь ее к голове. Я дал профессору Райсфельду попробовать, и на его лице отразилось благоговение, – кажется, что ты в объятиях Мамми, чувствуешь тепло, безопасность и понимание.
– Она тебя любит, – сказал профессор. – Не для меня эта штука…
– Она и вас любит.
– Да?
– Она любит все маленькое и беспомощное. Поэтому-то она и Мамми.
Я и сам не сообразил, что ляпнул. Но он не обиделся.
– Так ты говоришь, она полицейский?
– Ну, скорее, инспектор по делам несовершеннолетних – а мы живем в трущобном районе, на задворках и в ужасных условиях. Иногда Мамми приходится делать то, что ей не нравится. Но она хороший полицейский, а ведь кому-то надо делать и грязную работу. И своими обязанностями она не манкирует.
– Уверен, что так и есть.
– Хотите попробовать еще раз?
– Не возражаешь?
– Конечно нет – такие батарейки не садятся.
Он попробовал и вновь расплылся в улыбке. Он взглянул на Чибис – та успела заснуть, уткнувшись в пшеничные хлопья.
– Я не стал бы беспокоиться о своей дочери, если бы знал, что она под присмотром Мамми. И под твоим.
– Мы были одной командой, – объяснил я. – Без Чибис я бы не справился. Она очень волевая.
– Порой даже чересчур.
– Иногда без этого «чересчур» не обойтись. Вот шарики, на них все записано. У вас есть магнитофон, профессор?
– Конечно, сэр.
Мы включили магнитофон, и серебристый шарик выдал на него информацию. Пленка была необходима, потому что шарики оказались одноразовыми, потом молекулы теряли упорядоченность. Я показал профессору металлическую бумагу и попытался прочесть, но узнал лишь разрозненные символы. Профессор дошел до середины страницы и остановился.
– Позвоню-ка я лучше кое-кому.
Вечером показалась серебряная Луна, и я попытался разглядеть на ней станцию Томбо. Чибис, в отцовском купальном халате, спала на диване, сжимая в объятиях Мадам Помпадур. Отец хотел отнести ее в кровать, но она проснулась и начала скандалить, так что ее оставили в покое. Профессор Райсфельд жевал пустую трубку и слушал, как мой серебристый шарик мягко шепчет что-то магнитофону. Время от времени профессор задавал мне какой-нибудь вопрос, я кратко отвечал.
Профессор Джиоми и доктор Брук в другом углу кабинета записывали что-то на доске, стирали и снова писали, споря насчет металлической бумаги. В Институте перспективных
