еще сильнее, еще… у меня захватывает дух…
Но большую часть года мужчины одевались в рубашки или свитера, пиджаки или куртки, скрывающие бицепсы, даже если те имелись в наличии. Оставалось любоваться пальцами. Но и они доставляли моему воспаленному и почти все время возбужденному воображению массу приятных фантазий. Главное, чтобы пальцы были чистыми. Форма и длина практически не интересовала меня. У одного они были толстыми и короткими – я чувствовала приятную боль, представляя, как он сжимает ими мою руку повыше локтя. От такого нажима могли остаться красноватые пятна. А вот у другого… длинные и тонкие, интеллигентные пальцы пианиста. Они могли оказаться ласковыми и нежными, но могли быть и не менее сильными, чем у того, что с пальцами-коротышками. Я смотрела на красивые пальцы с ровно остриженными ногтями и чувствовала, как они едва касаются меня мягкими подушечками, и по спине – от шеи к крестцу – пробегала дрожь.
Но особенно сильно притягивала меня в мужчинах одна деталь… та, что на первый взгляд скрывалась от постороннего взгляда. И которая интриговала даже своим намеком на наличие. Вон, в конце автобуса у торцевого окна стоит парочка. Она хохочет, будто парень щекочет ее. Он что-то рассказывает ей в самое ухо. Девица извивается всем своим тонким телом, изгибаясь пополам. А длинный парень в джинсах пытается удержать, чтобы она не рухнула окончательно. Я рассмотрела лицо хохотуна, затем опустила глаза ниже и увидела, что молния на его тугих джинсах вот-вот разорвется. Брюки напряглись, и ткань грозила порваться от растущего в них существа. Видимо, уже не в силах унять возбуждение, парень потер набухший ком прямо через плотную джинсовую ткань. Мои мысли заработали в другом направлении. Я забыла о губах блондина и пальцах брюнета, которые рассматривала только что. И переключилась на восставшее естество парня в джинсах. «Ничего себе! – восхитилась я, представив размеры содержимого. – Раскрыть бы сейчас молнию, вот бы была картина», – размышляла я без всякого налета стеснения.
Я смотрела на мужчин широко открытыми глазами, желая их целовать, трогать руками, ласкать их тело. Они видели это и легко шли мне в руки. На вечеринках, которые происходили все чаще и чаще, то в старой школе, когда у сокурсника была ночная смена, то в стенах общежития, где жили мои однокурсники, мы уединялась почти каждый раз с кем-то из новеньких, чтобы усладить свои полыхающие молодые страсти.
– Помнишь, в прошлый раз был такой чернявый… – спрашивала Зойка, – ну, помнишь? Он еще все время хихикал… Рекомендую. Очень неплохой субъект… опробовано лично мной!
Мы ржали, но запоминали того, кого рекомендовала Зойка. Она знала толк и плохого посоветовать не могла. Чернявый, пришедший в следующий раз, тут же был отведен в комнату, где на соседней кровати уже кто-то получал свою долю плотского удовольствия. Рекомендованный Зойкой чернявый разочаровал меня. То ли
