именно?
– Да что хочешь. Удиви.
Подумав немного, я сделал затяжку, а затем отвёл сигарету в сторону.
– Лучше нарисую по-другому. Словами. Следи внимательно.
Начертив ладонью полукруг, я тихо заговорил и тут же почувствовал, как речь, срываясь с губ, сплетается в ночном воздухе в сказку.
– Посмотри на небо. Видишь следы? Здесь Бог проходил до нас и случайно просыпал звёзды. Отвлёкся на секунду. Дёрнулся на чужой голос и выпустил из рук шкатулку с драгоценными камнями, а они покатились во все стороны – блестящие, звонкие, похожие на лунные сахарные искры. Не знаю, кому старик нёс подарок, но очевидно, что темнота забрала у него всё. Небрежно улыбнулась и как полагается женщине пустила все самоцветы на платье. Вышила ими свой чёрный подол, который мы теперь принимаем за небосклон… Смекаешь, где мы сидим?
– Где?
– У смерти под юбкой.
Друг медленно поднял руку. Раскрыв рот, показал на луну.
– А это…
– Пальцами-то не тыкай. Соблюдай приличия. Настоящий джентльмен не будет касаться женщины на глазах у друзей. Слишком нежный момент. Слишком интимный.
– Кхм… Даже как-то неловко.
– Ты ещё и кулаком ей грозил.
Макс театрально схватился за сердце. Потом вскочил, вытянулся по струнке и, глядя на луну, поклонился до земли.
– Молю о прощении, царица. Верный рыцарь потерял голову.
Я кашлянул в кулак.
– Аккуратнее с формулировками. Она может воспринять это как желание. А потом исполнить буквально. Думай, что просишь.
– Говоришь так, будто близко с ней знаком.
– Я же писатель.
Макс хмыкнул и присел обратно. Поскреб щетину на подбородке. Затем поднял палец, решаясь что-то сказать, но, промучившись с минуту, сумел лишь выдохнуть:
– Блядь… слова, как дети. Разбегаются во все стороны, хрен уследишь.
– Потому что привычки нет, – усмехнулся я, выпустив облачко табачного дыма. – Будешь чаще с ней танцевать – научишься.
– С кем танцевать?
– С Ней, – указал я огоньком сигареты в темноту.
Макс покачал головой и тоже закурил. Переключил музыку на более спокойную, а потом спросил:
– Признайся, Лин, когда о ней думаешь, тоже бывшую представляешь?
Я улыбнулся краешками губ. Вспомнил непослушные чёрные волосы. Лукавый взгляд. Снисходительную усмешку.
– Это ещё у Бродского было. «Абсурд и враньё: череп, скелет, коса. Смерть придёт, у неё будут твои глаза». Как-то так, вроде…
– Старый кошатник сёк фишку.
– Он же поэт.
Макс тихо выругался. Встал с земли и принялся нарезать круги по камням, цепляя их бахромой шерстяного пледа.
– Куда не плюнь – всё в творца попадёшь. Один писатель, другой поэт, третий вообще Бог… Ну хорошо, – сказал друг, кивнув даже не мне, а собственным мыслям. – Допустим, пойду я по твоему пути, Яровой. Займусь ремеслом и
