жимолости, привыкшей жить в тени деревьев и высокого кустарника, а потому ориентирующейся не на длительность дня, а температуру воздуха, лопнули почки. Такая вот осень. Она не ждала, не предвкушала и не планировала, почувствовала тепло, и ответила на его ласку. Не известно, скоро ли настоящая зима, с чего она начнется, с мороза ли, со снега ли. Как она её переживет, и сумеет ли весна быстро восстановить её силы. Или таки она подмерзнет, но, не зная сожаления, последует за желанием жить, вдыхая весеннее пробуждение, насыщаясь летом, и выдыхая осень. И зацветёт, не в этот раз, так в следующий. И принесет первую в саду ягоду. Ей не ведомы томление, влечение, страсть. Лопнувшие почки трудно назвать соблазном обмануться. Какой обман в осеннем тепле? Она готова и к зимней оттепели, и снова без сожалений и мыслей об утрате, зря потраченном времени, и потребности вычеркнуть, как страшный сон, этот эпизод. Тепло оно и есть тепло, даже в прошедшем времени, даже если на утро минус 10. Земля пресыщена влагой, и лужи не исчезают подолгу. Но, нет, она не отвергает дары неба, просто теперь может позволить себе не торопиться. Она не страдает от жажды, не страдает от избытка, у неё нет человеческой головы, в которую может прийти ощущение, что всё есть и ничего более не надо, словно каждый день – уже завтра и вчера одновременно. От того, видимо, Земля живет уже миллиарды лет, а человек лишь мечтает о бессмертии, хотя и отпущенный срок готов потратить, а не наполнить. Идет ли дождь, или вчерашние капли срываются с веток от порыва ветра, шуршат под ногами листья, и кажется, что идешь не один, а кто-то рядом, совсем близко, и даже слышно дыхание в унисон шагам. Я вспоминаю Ваше рукопожатие с широкой улыбкой, вздыхаю, что не поспешил к стоматологу, и пряча под закрытой улыбкой вновь отколовшуюся пломбу на переднем зубе, принял посыл скупой зажатостью. И можно было что угодно прочесть в Вашем жесте, кроме безразличия, ведь тепло есть тепло, и останется само собой, даже если грянут морозы.
У нашей осени прекрасна нагота,
И нету в ней весеннего смущенья,
Поэтому, наверное, она
Поэтам щедро дарит вдохновение,
Тем, кто услышал и познал
Особенное в бабьем лете откровение,
Кто принял и решительно черпал
По зову сердца глубину прозрения.
***
Твой взгляд разбудил тревогу мою,
Что ждала приглашения идти,
И просиял, чтоб я видел тропу,
Словно маяк судьбы,
И зазвенел призывно в ушах,
Раны мои теребя,
Что я одолею животный страх,
Лишь только тебя любя,
Слова, что давно не знали слез,
Но знали, что есть предел,
Забыв обо всём, превращаются вновь
В один оголенный нерв,
А сердце кричит и кричит о любви,
Сбивая привычный ритм,
И
