была не в ладах с физикой (Степанов с упорством ставил ей тройки по зачету) и схватила двойку на экзамене в летнюю сессию, физика была первой, а на анализ она просто не пошла. У нее были две двойки, и она собралась уже совсем уходить с физтеха.
Но перед линейной алгеброй Миша Коломеев уговорил ее позаниматься с ним. Он прекрасно знал математику и рассказал ей весь курс, рассказывал в течение полутора дней, а потом она слово в слово повторила его. В результате на экзамене она получила 4 и то только потому, что это была первая отметка, хотя был уже третий экзамен, а отвечала она всё правильно.
Историю и химию она сдала, пересдала физику и анализ и продолжила учебу на физтехе.
Но в дальнейшем по физике это повторялось и на втором курсе, пока на третьем Наталья не завалила Гос, но об этом попозже.
Однажды поздно вечером мы решили полазить по чужим дачам, и я переоделась в брюки Ефима.
Я так понравилась ему в брюках, что он подарил их мне.
Вернулась я поздно, бросила брюки у кровати и завалилась спать. Девчонки утром проснулись, видят, возле моей постели валяются брюки Ефима.
– Ну, всё понятно, но куда же Ефим девался без брюк?
– На радостях умчался в одних трусах?
Девчонки ходили вокруг меня, строили предположения, но будить не решались, я всегда была очень свирепая, если меня разбудить утром.
Наконец я проснулась, и недоразумение объяснилось к разочарованию Виолетты.
Когда была хорошая погода, мы ходили на пляж на Водники или на Долгие пруды и даже купались. Вода в Долгих прудах была теплее, но совсем мутная и грязная. В те годы я переплывала Клязьму запросто, тем более, что посередине реки была большая мель, на которой можно было отдохнуть.
Как-то раз мы валялись в траве возле Долгих прудов, загорали и учили физику, изредка прерываясь на поцелуи.
Ефим искупался. Но я только потрогала ногу водой и не решилась войти в пруд – вода была холодная и по части прозрачности как-то очень сильно уступала Черному морю – мутная была водичка, по правде говоря.
Я села на берегу рядом с Хазановым, который лежал, прикрыв глаза рукой, и задумалась, глядя на воду и грызя, по своей привычке, травинку. Издалека пруд был нежно голубого цвета и только у берега, в тени вода становилась болотно-коричневой. Дул ветерок, и по поверхности пруда шла рябь, а потом ветер затихал, и белые стволы берез отражались в спокойной воде.
«Никак не получаются у меня эти отражения» – думала я, мысленно вырывая из общего кусочек пейзажа и вставляя его в рамку, и тут же решая, что будет хорошо смотреться, а что лучше не рисовать.
Из задумчивости меня вывел голос Ефима, который, оказывается, давно уже смотрел на меня.
– На тебе сейчас все краски, какие только можно представить – темные глаза, яркий румянец, зеленая ветка в руке, красный купальник, и всё
