style="font-size:15px;"> С одного бугра мы заметили примерно в миле от нас двух конгони[20], казавшихся желтыми на фоне холма. Я знаком дал понять Друпи, что надо следовать за ними. Так мы и сделали и в овраге спугнули водяных козлов – самца и двух самок. Водяной козел был одним из немногих местных зверей, мясо которого несъедобно, к тому же у меня уже был один такой трофей – лучше этого. Пока козел улепетывал, я держал его под прицелом, но, помня о том, что его мясо никуда не годится, а хорошие рога у меня уже есть, так и не выстрелил.
– Не стреляешь куро? – спросил Друпи на суахили. – Думи сана – хороший самец.
Я постарался ему объяснить, что один экземпляр у меня уже есть, а на вкус мясо козла отвратительно.
Он заулыбался.
– Пига конгони м’узури.
«Пига» – впечатляющее словечко. Так должна звучать команда «стреляй» или возглас «попал». М’узури означает «хорошо», «отлично», «лучше», и мне долгое время казалось, что я слышу название одного из наших штатов, поэтому я частенько составлял про себя предложения на суахили со словами «Арканзас» и «Миссури». Теперь это слово стало привычным, оно больше не звучало для меня странно, как и остальные слова этого языка; такими же естественными и нисколько не отвратительными казались теперь оттянутые мочки ушей, украшавшие мужчин, особые племенные шрамы и копья в руках воинов. Напротив, племенные шрамы и татуировки выглядели в моих глазах естественными и красивыми, и я сожалел, что у меня их нет. Все мои шрамы были случайными, неровными, лишенными формы – обыкновенные рубцы. Один шрам был на лбу, и меня до сих пор спрашивали, не стукнулся ли я где головой. А у Друпи один шрам красиво шел вдоль скулы, а другие симметрично украшали грудь и живот. У меня тоже был один неплохой шрам, по форме напоминавший нарядную рождественскую елку, но он был на пятке правой ноги, и пользы от него не было никакой – только носок быстрее изнашивался. Пока я об этом думал, мы спугнули парочку болотных антилоп. Они рванули в лес и, отбежав метров на шестьдесят, остановились. Стройный, грациозный самец обернулся – тут я выстрелил и попал в бок, ниже лопатки. Он подскочил и мгновенно скрылся.
– Пига, – улыбнулся Друпи. Мы оба слышали удар пули.
– Куфа, – сказал я. – Убит.
Когда мы подошли к нему, он лежал на боку, и, хотя по всем признакам был мертвый, его сердце продолжало биться. Друпи не взял с собой охотничьего ножа, а у меня был только перочинный. Рядом с передней ногой я нащупал бьющееся под шкурой сердце, всадил в него нож, но тот был слишком коротким и прошел мимо, только коснувшись сердца. Я взял в руки это горячее и упругое сердце и, повернув нож, перерезал артерию. Жаркая кровь брызнула и залила мне пальцы. Я стал потрошить зверя маленьким ножиком, стараясь произвести впечатление на Друпи: аккуратно извлек печень и, отрезав желчный пузырь, выбросил его, а печень и почки положил на траву.
Друпи попросил у меня
Вид антилопы.
