за верхушку земного шара. Меня не сбросит с него, и я не буду один.
Потом гладил свой зад, представляя, что это роскошная попа какой-то женщины, гладил ее пышные бедра, ее жесткие волосатые ноги, трогал ее мускулистую грудь. Там были еще другие взрослые женщины. Мы с этим взрослым мужчиной сильно целовались взасос, и я чувствовал его округлый стальной член в гуттаперчевой оболочке.
Четыре
– …ченька, как же так?!
– А я что вам?! – осподи!
– Хоть господи хоть не господи…
– Господи, доченька, как же так-то, что пенсии нет?
– О, боже…
– Ведь мне же звонили насчет пенсии…
– Кто вам звонил, бабушка?!
Сделал это, не помню с кем. Но кончил только с Асель, как всегда, и заснул. Во сне меня кастрировали. Просто оттянули и отрезали без всяких приспособлений. Пугающе странно было, что теперь, без Асельки, могу идти сразу на все четыре стороны, а идти-то, оказалось, в итоге и некуда. Позвонил Гарнику.
– A-а… это ты… при-ивет… как дела? – голос у него был мёртвый, как будто я не живой. Я долго не говорил ему, откуда звоню, было приятно чувствовать расстояние.
– Я из Москвы звоню, Гарник, – я вернулся.
– Да ты что?!.. Ничего себе… да ты что! – голос ожил, будто я ожил для него. – Слушай, можешь мне для Билайна слоган придумать?
– Слоган… Я сейчас соображаю что-то плохо.
– Ну, ты звони, если что, – сказал он, что-то пережевывая. – Не пропадай, заезжай, если что.
Все горело, сжималось и мучило меня. Стал собираться. Надел черный костюм, в котором женился, легкие туфли с узкими, красиво закругленными носами, свой плащ. Я хотел, чтоб они видели, что у меня все хорошо, даже лучше, чем было, что я деловит и полон разных планов, что я успешен. И я так заспешил, будто опаздывал на важное свидание.
В троллейбусе и метро на меня смотрели девушки. Я тоже смотрел на них. Купил Ксении розу, купил бутылку красного вина, как будто у меня все хорошо и ничего не случилось. Доехал до них на холодном, неосвещенном 70 автобусе, все боялся пропустить остановку «Флотская». Перед их дверью у меня сразу изменилось лицо – странно, насколько я страдал в одиночестве, настолько я был весел и беспечен, когда встречался с кем-то, не выдавал своей боли.
Я обнял Ксению.
– Ну, привет, привет, – дружески хлопал ее по спине. – Привет, Аселька!
Женька сам встал в своей кроватке, держась ручками за перильца, и смотрел на меня. Я нагнулся к нему, он замер, соображая, а потом широко улыбнулся, словно защищаясь, на всякий случай.
– У-у, какой Анвар пафосный, Гарник, посмотри на него, какой он пафосный!
– Эй, бала, кала капай? – спросил он, не отрываясь от компьютера.
Когда он был маленький, их армянская семья какое-то время жила в казахском ауле, и он немного говорил по-казахски.
– Жаксы,
