когда Асельке было семь лет. С тех пор они только с матерью.
– У нее мать страшная женщина, скажу я тебе, я же ее тогда видела, так все запущено! Мы выпили.
– Я пас, – сказал Гарник. – Надо слоган для Билайна придумать.
– Мне так жалко тебя, Анвар, – вдруг сказала Ксения. – Ведь ты тоже был маленький, как Женька, тебя тоже мама рожала…
– И я заметил, Ксения, когда у нас с Аселькой все хорошо, матери ее плохо, она одна… а когда мы с Аселькой ссорились и не разговаривали, то мать расцветала, она даже ко мне начинала хорошо относиться, представляешь? А я приехал с грошами, у меня там не было работы, там вообще мало у кого есть…
«Какие-то художники их знакомые, весь день играли в пинг-понг. Их деревянный дом казался заброшенным, умершим. И только звон пинг-понга. Там такой густой вдруг повалил в октябре снег. Ночью я слышал, как ломаются, трещат и обрушиваются от тяжести снега ветви. А утром все растаяло, и земля была зеленая от листьев. Ночью снова ветрено и холодно. Густо сыпались вдоль стен домов и по всей улице желтые листья, как беженцы какие-то, а между ними летала летучая мышь и сиротливо цеплялась за жестяной подоконник ярко освещенного окна. Кипение листьев в сухих арыках… И вот там, в Азии, все это мне вдруг так напомнило Крым. Я шел по улице, а мне навстречу, из темноты парень казах, что-то не так в нем было, он подошел вплотную, посмотрел в мое лицо, блеснул глазом, блеснул смешными золотыми зубами и пошел дальше, я медленно обернулся и тогда увидел, что у него в руке нож с длинным лезвием».
– …мало у кого есть работа, я все пытался устроиться, Ксения, но у меня ничего не получилось…
– А мать её что?
– …………………………… – говорил я.
…стрейнджерс ин де найт ту лавью пиплс и ай лав ю-ю-ю… ла-ла-ла… ла-ла-ла и ай лав ю-ю-у-у…
…стрейнджерс ин де найт ту лавью пиплс и ай лав ю-ю-ю… ла-ла-ла… ла-ла-ла и ай лав ю-ю-у-у…
стрейнджерс ин де найт ту лавью пиплс и ай лав ю-ю-ю… ла-ла-ла… ла-ла-ла и ай лав ю-ю-у-у…
«Скорую» вызвать?!
Не стучите, это стекло!
А перед глазами фото, где они с мамой: санаторий на Кавказе, на тропинке под пальмами невысокого роста женщина казашка, уставшие, измученные жизнью глаза, держит за руку высокую худую и нескладную девчонку, бантики, гольфы; девочка смотрит открыто, с беззащитным интересом, подогнула ножку и одну ступню в сандалике поставила на другую.
– Сейчас, – я ушел в ванную. Эта фотография разрывала мне сердце. Я, наверное, слишком громко застонал.
– Ты чего, Анвар?!
– Зуб… зуб заныл, Ксения… – я защелкал языком. – Где его теперь лечить?!
– А Аселька что?
– Может быть, я не любил ее, общажная связь? Боялся сказать ей, что ее не люблю? Жалел?
– Ей самой надо было думать.
Я все-все рассказал Ксении. От этого мне было нехорошо.
– А Гарник все на компьютере.
– А-а.
– Я иногда жалею, что мы его взяли у мамы.
– Компьютер?
