style="font-size:15px;"> Причудлив старый дом,
уютней, чем гнездо
под жаром и дождём,
под хладною звездой.
И выводок из птах,
чей пух почти мохнат,
терпя голодность, страх,
всё ждут с червёнком мать.
Зеркальце в прихожей
Глядя в пластину зеркалья,
вижу приобнятых нас, -
будто орлы среди скальных,
горных пород и прекрас;
будто анфасы царящих,
стороны древних монет,
иль те, что скоро обрящут
титул, богатства и свет;
словно дуал и несходный,
будто б подельник, чета,
пара подводных иль скотных…
Что-то знакомо в чертах…
Будто похожих два древа.
Или один был привит?
Что-то есть сродное слева,
справа… Вмиг не уловить.
Кажется, близким мне признак
радужек, влас, декольте,
будто из прежнией жизни
фото на общей плите…
Просвириной Маше
Кредитор
Щедро сыпучая дней казначейка
шумно листает валюты листвы
и заполняет все ямы, лазейки
гибелью, влагою, даже мосты
вновь подметает, и мажет по-новой,
стены хранилищ открывши ключом,
то закрывая, – шутя так дешёво
в час перерывов. Кунает лучом
в вязкую грязь, заверяя расписки,
плюнув на штампы, стучит по листам
громом, и вносит в бухгалтерски списки
строки цифирей и литер полста.
В парки швыряет усердно и рьяно,
метко, сердито, почти наугад
срывы с деревьев, как брошенной, пьяной
бабой, дикует, порой невпопад.
Полуоблезлу вспушает причёску.
Цепи отчётов и бланков в уме.
И должников отправляет под доски,
клетки решёток, сведя их к суме.
Щедрые вбросы в верхи и низины.
Но в глуби ценной кусучий капкан.
Злата метель со спины мне, за спину,
но ни купюры, монетки в карман.
Каждый кредит аннулирует снежье.
Склизкою гнилью предстанут они.
И кабала вся уйдёт, безутешье.
Не застрелиться б до зимней луны…
Phallus
На куст парной мочою
стремлённою людской
он брызжется струёю
с весельем иль
