style="font-size:15px;"> церковь, киоск, минареты,
ткани, газеты в углах
с бурою жирной печатью,
трупы раздавленных птах,
скользкие тропы, небратья,
шины, и кошки в окне,
флаеры с вестью о льготах,
чудах, леченьи акне…
Очерк от дома, с работы…
Непринятие
Вилки опиленных клёнов,
кем-то разутый тягач,
бок гаража подпалённый,
сорванный с древка кумач,
гнило-посмятые груши,
камень массажит ступню,
этим тревожа ум, тушу.
Камень попал в западню!
Улицы – поле побоищ:
залиты кровью пески;
столики – знаки попоищ:
рванки и склянки, куски.
Лавки обсижены грязью
явно двуногих зверей.
Пять вариантов опасий
прям за углом, у дверей.
Бантики, пробки, набойки,
кеды висят в проводах,
и над лачугой надстройки.
Люди с собой не в ладах,
носят что дряблые вещи,
втиснув в глотальник еду…
Вижу всё тёмно, зловеще,
будто гуляю в аду…
Машолнышко
Испить любовь хлебком
из губ касаньем, входом,
распутать чувств клубок,
что зрели год за годом,
раскрыть шатёр на всю,
в степи как, перед ветром,
направить бирюзу
очей в синь, миллиметры
её природных глаз,
объявши женский космос,
хранящий дивность масс,
ответы судьбоносно;
признать теплей родных
и царственней царящих,
и звонче заводных,
прозреннее смотрящих;
с беспечностью примкнуть
к живым, святым флюидам,
быт, грусти оттолкнуть,
Машолнышко увидев…
Просвириной Маше
Верящий
Я верю в держащие пальцы,
в косынку на чистых кудрях,
и в данные встречи и шансы,
в веселие жизни меж плах,
в беспечность, отсутствие горя,
и в добрость сторонних голов,
что рыбь я златая меж моря,
что я – не трофей, не улов,
и в нужность, живое величье
и свой нескончаемый дар,
что с пошлостью или
