обметал с сапог налипший снег, слегка кивал головой и чему-то улыбался. Виталий задумчиво морщил лоб. – Согласен, что порой молчание красноречивее всех наших слов и людям иногда более понятны жесты, чем слова. – Он в недоумении разводил руками. – Но однажды, когда я в шутку предложил помощнику отдать корку хлеба не собакам, а Белошапке на закуску, Гришка сказал мне, что нет у человека преимущества перед животными: и те умирают, и эти. После таких слов действительно можно не говорить годами. – Калошин с некоторым умилением посмотрел на напарника. – Во всём он видит скрытую духовность тварного мира.
За мастерской скульптора находилась небольшая комнатка с шатким столом и парой колченогих табуреток. В углу стояло несколько лопат и деревянные козлы: на них ставили гроб с покойным, прежде чем опустить его в могилу.
Хозяевами этого крохотного помещения были могильщики, или, как их называли на местном диалекте, – копачи. Червон и Юрка являлись полной противоположностью друг другу, хотя в прошлой – докладбищенской – жизни оба были спортсменами. Высокий атлетичный Червон некогда был гордостью города. Одно время его имя – Виктор Червоненко, – принадлежало участнику Олимпийских игр, призёру чемпионата Европы, чемпиону страны по метанию диска, не сходило со страниц газет и экранов телевизоров. Но серьёзная травма перечеркнула все дальнейшие мечты и планы. Как-то незаметно короткая профессиональная деятельность чемпиона остановилась на последнем пункте из обоймы «спортинструктор-грузчик-могильщик». Выход обуревавшим его горьким чувствам был найден – он начал пить. Сперва крепко, а затем беспробудно. Жёсткое пьянство нанесло ощутимый удар по умственным способностям спортсмена, которыми он и раньше не блистал. Ничем не прикрытая его примитивность была очевидной. «Много в теле, ничего в голове», – буркнул как-то вслед Червону Калошин. Не отставал от него в пристрастии к рюмке и коллега по лопате. Юрка раньше был боксёром-легковесом. Причём неплохим боксёром. Худой, жилистый, злой; он мог в уличной потасовке управиться с двумя-тремя амбалами. В одной из таких драк Юрка сломал челюсть сыну местного высокопоставленного чиновника, что немедленно сказалось на его свободе: несмотря на усилия знакомых адвокатов, обвиняемый получил четыре года тюрьмы. Правда, через пару лет он вышел на свободу по амнистии, но дорога в спорт была для него закрыта.
Червон в это время уже работал на кладбище, и, когда Юрка вышел, он пригласил приятеля к себе в напарники. Работали они споро: физической силы им было не занимать; однако редкий день обходился без скандала. Почти любое слово, сказанное Червоном, вызывало у Юрки бурный протест. И наоборот: все инициативы Виктора бывший боксёр принимал в штыки. Друг друга они считали болванами и алкашами и заявляли об этом прямо и открыто. Иногда только вмешательство скульптора Калошина предотвращало потасовку между могильщиками. Впрочем, остывали они так же быстро, как и заводились. Оба понимали, что впереди их ждала та часть
