поговорю – его отсюда уволят.
Комбат удивился. Это еще что за новости? Что за папа такой, что может взять и приказать Антону? Ладно, пусть папа. Плевать. Посмотрим, чьи подвязки круче!
Налив пиво, он поставил бокал на стойку перед пацаном. Тот посмотрел на него и как бы невзначай смахнул посудину на пол. Громко зазвенело разбившееся стекло.
Кто-то из посетителей все-таки не выдержал. Он быстро встал из-за столика, бросил на него смятую купюру и буквально выбежал вон под гогот четырех глоток.
– Вытереть за собой придется, – сказал Комбат.
– А рот не порвется? – взъерепенился пацан. Его немедленная и бурная реакция была вызвана не столько злостью и чувством вседозволенности, сколько радостью, что Комбат не попытался угодничать. Значит, можно с чистой совестью наказывать его за наглость.
– Вытрешь, – кивнул Комбат. Вышел из-за стойки, взял швабру. И тут к нему подошли все четверо, встали полукругом. Главарь стоял на вершине. То есть дальше всех от Рублева.
– Халдей! – сказал он. – Ты вообще много про себя думаешь. Мне такие не нравятся!
– А меня ты совершенно не радуешь, – в тон ему отозвался Комбат.
Крайний слева кадр попытался ударить его по лицу. Рублев спокойно блокировал удар. Блок был особенный – как бы в противоход удару. Конечность, попавшая в такой блок, страдает очень неслабо. Вот и сейчас – пацан ойкнул и сел на корточки. Этот эффект был хорошо знаком Борису. У противника ушиблен бицепс. Несколько дней ему будет очень затруднительно шевелить правой рукой. Если есть страсть к онанизму – придется переучиваться на левую руку.
Секунда замешательства, потом двое помощников толстого вдвоем бросились на Бориса. А главный на всякий случай отодвинулся еще дальше.
Рублев с пацанами не церемонился. Но и не зверствовал. Они не представляли, что такое рукопашный бой, было бы лишним укладывать их в травматологию.
Первый получил резкий секущий удар по колену сбоку. Потеряв почву под ногами, он грохнулся на пол. А второй отлетел в угол кафе после прямого удара открытой ладонью в лоб. Толстяк попытался сорваться с места и броситься в дверь. Рублев зацепил его ногу своей. Бедолага шлепнулся на пузо и даже подпрыгнул на нем, как на мячике.
– А убирать кто будет? – ласково спросил Комбат.
Под ошалелыми взглядами посетителей пунцовый и жалкий толстяк тщательно убрал с пола осколки пивного бокала и вытер разлитое. Потом квартет трусцой выбежал из «Семи ветров». Комбат проводил их до выхода.
И только усевшись в машину, они снова отва – жились проявить наглость. Толстый заорал что-то насчет того, что с Рублевым теперь обязательно разберутся. А с заднего сиденья кто-то показал оттопыренный средний палец.
Рублев возвратился в кафе и спросил у Анечки:
– А это кто?
Оказалось, что толстый – сынок одного местного бизнесмена. Тот – дядька достаточно серьезный, в городе у него магазинов как собак нерезаных, да и по области полно. Папенька – тот еще кадр, хамло
