style="font-size:15px;"> И «высшие силы», если они и «есть» (что они едят?) существуют в своих нишах бесконечномерного пространства. Если им и есть какое дело до нас, что очень сомнительно, то это – экологические проблемы, «заповедники», «аквариумы».
Не исключено, что «элохимы» создали Эдем именно как аквариум с золотыми рыбками. Для потехи. Или на продажу. И смылись, когда надоело вмешиваться. Или просто когда деньги кончились.
Человек в лучшем случае не уничтожает муравьев.
– Жизнь это самоорганизация материи не на кварковом уровне, а на уровне протеинов. Биокомпьютер. С волей. Кто запрограммировал? Высшие силы? Возможно.
А может, и нет. Программировать то пришлось только первую, исходную клетку. Дальше все пошло-поехало само (говорят биологи). Мы все потомки этой клетки, мы несем в себе ее свойства. И этим ограничиваем наши ментальные возможности. Наша жизнь возможна лишь в этой временно-пространственной нише. Между двумя ударами кометы.
…
Да, обычный ответ – мертвенное молчание, в котором слышится презрение к само-званцу, само-позванцу, само-писцу и отсебятнику. Не будь слишком строг, не трудись ставить меня на место! Доказывать, что русский писатель за границей – мертвый писатель. Быть мертвым не так уж плохо. Гораздо хуже – себя на родине чистить. От чекистского помета…
Я свое место в мире мертвых обжил и обустроил. Но упрямое само-позванство и само-посыланство берут свое – и я посылаю, упрямо посылаю электронные письма с того света в редакции света этого, жду сюрпризов… И получаю.
Дозвонился я до редакторши одного из престижных московских литературных журналов. Скверная, видимо, баба. Голос капризный, визгливый. Говорили мы минуты две. Только потому, что у меня протекция была. От доброго старого Бориса Х-ва. – Просто так она бы со мной и двух секунд не проговорила…
– Получили вы мои тексты?
– Да.
– Прочитали?
– Нет.
– Семь месяцев у вас лежат…
– Многие по десять лет ждут. И вообще – мы на компьютере не читаем!
– Почему не читаете?
– У нас компьютеров нет…
…
Позвонил мне главред журнала эмиграции «Другие берега», выходящего в Италии, господин Ободзинский. Он не стал мне петь песню «Эти глаза напротив», а сообщил, что моя проза одобрена редакцией к публикации в их журнале. Я помягчел, ободрился, пустил слюну.
Еще через несколько недель на интернетной странице «Других берегов» появились мои рассказы… Гордости моей не было пределов.
– Ага! – говорил я сам себе, – вот оно, новое! Пришло! Изменится моя никчемная жизнь. Напечатали! Да еще и такой огромный кусок! Не пропадет мой скорбный труд!
Начал я считать и пальцы загибать. Один экземпляр для мамы, второй для первой разведенной жены (чтобы знала, какого парня потеряла), третий для второй жены (чтобы оценила и прониклась),
