нем искра жаркого огня.
Я знаю, что мечом хрустальным
Придет любовь убить меня.
Голос у паренька, конечно, не являлся безупречным, но для неискушенного слушателя был более чем хорош. Главное было в том, с каким чувством, с какой глубиной парень переживал свою незамысловатую, но лиричную песню. Именно, не пел, а переживал! А то, что песня была совсем не знакома никому из присутствующих, было совершенно неважно.
Парень, закрыв глаза, старательно распевал припев:
Но счастлив тот, кто муку тяжкую изведал,
И счастлив тот, кто горе испытал.
А я в колючей тьме не видел света,
А я любви своей напрасно ждал.
Конрад вдруг понял, что песня, словно о нем написана! Его пробрала дрожь, а хмельные черные глаза стали влажными. Он старался не смотреть на Тиля, чтобы тот не посмеялся над его минутной слабостью, но потом понял, что товарищ тоже слушает очень внимательно, покачивая коротко стриженой светловолосой головой. Капитан закусил губу почти до крови. А песня лилась…
Как надоело жить в обмане,
В плену тупого бытия.
Но верю, светлый миг настанет -
С любовью повстречаюсь я.
Она чиста, она порочна!
Однако знаю я одно.
В раю не буду – это точно,
В аду же я давным-давно! Но, но…
Парень на секунду замолк, словно собираясь с силами, и буквально выдохнул слова припева, после чего уронил голову на грудь и заснул.
Шлюхи осторожно подняли растрепанные головы со стола и стали воровато осматриваться. Одна вдруг крепко обняла спящего менестреля и легонько потормошила его. Убедившись, что певец лыка не вяжет, девица потихоньку встала из-за стола, потянув за собой полупьяную товарку. Но от наметанного глаза Конрада не ускользнул тот факт, что на поясе парня остался болтаться пустой шнурок.
Еще недавно Конраду было наплевать на пьяного юнца, но теперь ему вдруг стало жалко его. Решив, что человек, пишущий такие песни, не должен быть обманут обычными уличными девками, Конрад напрягся и сжал губы.
Когда шлюхи, улыбаясь, и покачивая бедрами в пестрых юбках, проходили мимо стола, где сидели солдаты, Конрад молниеносно схватил за запястье старшую. Та дернулась, но, увидев виверну на стальном поясе, обмякла и расплылась в улыбке. Конрад на секунду подумал, что девица симпатичная.
– Что угодно господам стражникам?
– Кошелек – холодно ответил Конрад и посмотрел на проститутку так, что у той задрожали крашеные в вульгарный алый цвет губки. Она молча вытащила из декольте своего потрепанного платьишка кошелек менестреля.
Младшая, почти девчонка, с длинными, почти до ягодиц, золотыми волосами и вздернутым носиком, готова была разреветься:
– Гы-гы… господин капитан, только не сажайте нас в тюрьму! Пожалыста!!!
Тиль усмехнулся, и, покачиваясь,
