об активности Митрополитанского, надо иметь его на учете, но высылать, полагаю, нет нужды, как равно и удалять с завода, где он нужен. Ведь нет никаких данных, что он на заводе что-либо меньшевистское делает. Самое лучшее отпустить и следить»188.
Дзержинский решал дела и по коллективным заявлениям арестованных. В конце марта 1921 г. в ВЧК пришла телеграмма от 65 заключенных Ярославского концлагеря с просьбой «о своем освобождении и отпуске на родину к строительству новой жизни на пользу Советской России», а поэтому просили дать распоряжение Вологодскому особому отделу штаба 6-й армии и Архангельскому военно-революционному трибуналу. 27 марта 1920 г. в телеграмме председателю Ярославской губЧК Председатель ВЧК разъяснил, что «вопрос персональный политической безвредности, а также об освобождении упомянутых лиц должен быть разрешён комиссией в составе трех представителей: губчека, губкомпартии и губвоенкома»189.
Следует отметить, что обращения в высшие органы власти и ВЧК-ОГПУ часто игнорировались, если они поступали не только от репрессированных, но и от их родственников. Всем известна трагическая судьба командарма 2-ой Конной армии Ф.К. Миронова, огромная популярность и непререкаемый авторитет которого основывались на реальных фактах. Ростом своего авторитета Миронов был обязан военным победам и постоянными заботами о нуждах земляков. Скромность в быту и доступность сделали его любимцем донского казачества и трудового крестьянства. Он выступал против смертной казни, приказывал бережно относиться к пленным190. Частые встречи с Лениным, с Дзержинским завершились вступлением Миронова в большевистскую партию по рекомендации Феликса Эдмундовича191.
Несмотря на это, он в начале 1921 г. он пал жертвой интриг Л.Д. Троцкого.
Драматичной была судьба его семьи. Его жена Стефанида Петровна Миронова, обращалась к командованию Красной Армии, в ВЧК, и, наконец, 4 декабря 1922 г. к М.И. Калинину: «Мучения души, тяжелые условия жизни, а главное, двухлетняя неизвестность о моем муже-командарме 2-й Конной Красной Армии, Филиппе Кузьмиче Миронове, заставляют меня прибегнуть к Вам, Михаил Иванович, как к единственному человеку, которого не знаю, но душевный инстинкт говорит мне, что Вы не оставите меня без внимания, отзоветесь на мою судьбу и подадите руку помощи в минуту абсолютной моей гибели с детьми и дряхлым стариком-отцом Ф.К. Миронова.
Уважаемый и добрейший М(ихаил) И(ванович)., повторяю, что горькая нужда заставляет Вас беспокоить. Прошу Вас сообщите мне о судьбе мужа, жив он или расстрелян он и, если нет его, то когда он расстрелян. Конец его жизни забросил меня в пучину ужасной нужды с детьми. Все, что было, разграблено белыми, как красноармейская семья. Дети разуты, раздеты, хотят учиться, а я не в силах им ничего дать. Прошу хоть маленькой помощи, как семье бывшего красного вождя»192.
Не известно, как поступил «всерссийский староста», получив это послание, но те факты, что жена ничего не знает о расстреле мужа, что она с детьми брошена на произвол судьбы, говорят о многом. Заметим, что за Ф.К. Миронова просил
