января упал на итальянскую Тоскану. Мороз метал ловкой рукой на улицы города снежную крупу, завывал в трубах каминов и загонял редких прохожих с улиц обратно под теплые крыши. Небольшой двухэтажный дом втиснулся между вторым и третьим кольцом высоких городских стен на улице Святого Георгио и отличался от соседских строений белым цветом портиков. На грубо сколоченной кровати первого этажа дома лежал Дуранте дельи Алигьери.
30-летний флорентийский изгнанник был нездоров.
Холод сковал ледяным панцирем молодого мужчину, лежащего под тремя лоскутными одеялами, с головы до ног. Болезнь окутала измученное тело острыми иголками и заставляла мелко дрожать. Нестерпимая боль тесным обручем сжала голову и выгнала оттуда все мысли. Колючими пальцами она перебирала струны натянутых нервов и отдавалась громкой пульсацей сердца в ушах. Тонкие руки Дуранте невольно поднимались к голове, но не могли унять полыхавшее внутри адское пламя пожара. Холодные ступни судорожно сжимались и разжимались, не в силах согреть себя и взять частичку огня у начинающего пылать от поднимающейся температуры тела.
Властитель Вероны Бартоломео делла Скала был давнишним почитателем таланта дельи Алигьери. Он первым пригласил поэта в Верону после его изгнания из Флоренции. Неожиданная и тяжелая болезнь привела Дуранте не в дом богатого сеньора, а уложила на кровать крестьянина. Сердобольная хозяйка часто подходила к кровати, долго стояла в изголовьи и жалостливо смотрела на больного. За уход и проживание постояльца она получала приличные деньги от правителя города.
Сегодня, как и вчера, женщина заварила постояльцу мелко покрошенные ветки можжевельника, добавила туда растолченный чеснок и поднесла к губам больного. Тело мужчины растворилось в боли и не принимало в себя даже лечебный настой. Напиток достиг желудка, но тут же вырвался наружу спазмом боли и растекся на каменном полу неровной лужицей. Хозяйка постояла в раздумьи, покачала головой, спрятала руки под передник и ушла на свою половину готовить ужин семье.
***
Третьи сутки Дуранте то трясся от холода, то горел в огне, метался на кровати в прохладной комнате, сбрасывал с себя одеяла. Его воспаленный мозг притягивал, как лекарство, не образ жены Джеммы, не лица детей, оставленных во Флоренции, а силуэт девушки с длинными рыжеватыми волосами. Она влюбленно смотрела на него, нежно протягивала руки и ласково проводила по волнистым волосам поэта. Ее небольшая высокая грудь от волнения приподнимала кружево на открытом платье, реснички трепетали вокруг красивых глаз, а красота плеч была видна даже под платьем.
«Ах, Беатриче, моя милая, как ты прекрасна, как совершенна твоя красота! Ты – моя единственная муза, моя тайная возлюбленная, моя вечная непреходящая любовь! Благодарю Создателя всем сердцем за две незабываемые встречи с тобой …»
Беатриче гладила одной рукой волосы платонического воздыхателя, а второй махала кому-то невидимому, звала, приглашала к себе. Уже через мгновение
