раз, когда я выхожу на свой балкон и смотрю с него вниз, я чувствую себя очень странно. В моем воображении рисуются пугающие образы того, как я перевешиваюсь через перила и просто лечу вниз, навстречу асфальту. Я не могу остановить эти мысли и эти образы. Что удивительно, я вовсе не хочу покончить с собой. Нет, нельзя сказать, что подобные мысли не посещают меня совсем, на фоне этой бесконечной усталости от того, что всё идет не так, что мой мир рушится у меня на глазах, разбивается в осколки, так же как разбиваюсь я… Но я не собираюсь делать этого. У меня есть еще планы, есть еще цели. Но мне страшно. Мне до жути страшно, потому что каждый раз, когда я выхожу на свой балкон и смотрю с него вниз, у меня возникает ощущение нереальности происходящего. Ощущение, что если я сейчас перевешусь через перила и полечу вниз, этого не произойдет, это случится лишь в моем воображении, в голове, как и эти мысли. Я не могу контролировать эти образы, не могу контролировать мысли, не могу совладать с этим ощущением нереальности всего происходящего. Как будто это лишь сон. Я до паники боюсь. Того, что однажды мне будет казаться, что это всё происходит лишь в моей голове, в моем воображении, но на самом деле я сделаю это по-настоящему. В реальности. Мне нужна помощь. Пора прекратить это отрицать. Мне нужна помощь. Но принять её я боюсь не меньше.
Сегодня я осознал, что прошел ровно год с событий, описанных в «Бедламе». Моя черная годовщина. Эта квартира, этот балкон – всё повторяется снова. Странно, что я не заметил раньше, что эта дата давит на меня, заставляет чувствовать себя странно. Я снова один. Снова просыпается страх.
Жатва
Когда именно это началось? Как это случилось? Как получилось, что мы стали жить ради женщин, умирать ради женщин, убивать себя ради женщин? Совершать ошибки и глупости, безрассудства. Когда это стало одержимостью? Я не знаю ответа. Вся бесконечная глубина искусства – всё это тоже только ради них. У меня нет ответов, я лишь знаю, что это абсолютная, пахнущая хлоркой и железом, истина. Мы стоим на грани безумия. В них мы видим свой смысл, свою высшую цель, своё оправдание, своё стремление, проблеск призрачной упущенной возможности перерождения сверхчеловеком. Только лишь ради них.
Я стряхиваю пепел и белые хлопья оседают мне на руку, поддетые прохладным поздне-летним ветром. Да, моя дорогая, моя госпожа, я уже чувствую тебя в воздухе, втягиваю тебя носом, как пес, учуяв тропу. Шахматные фигуры падают вниз, с доски, прочь, в оркестровую яму нашего существования, которое мы тщетно пытаемся завернуть в паутину смысла, псевдо-радостного и потешного оправдания бессмысленного бытия. Да, моя осень. Я уже чувствую твои серебряные перчатки на своем пороге, чувствую, как они готовы ласкать мое переполненное тревогой и тоской сердце. Жду осень, каждый год, год за годом. Жду чертову осень. Как избавление, как монохромного Иисуса с гноящимися ладонями, в которых он приносит спасение. Ради тебя я пройду через все океаны и все штормы, под фрегатом моей вечной тревожной тошноты.
Я
