с булькающими клапанами, с хнычущими и капающими, журчащими, жутчайшими, белесыми протоками. И когда мне кажется, что я начинаю успокаиваться…
Появляются они. В каждом из них – твои глаза, твои руки. В каждом из них мы достаточно близко, не важно даже, что происходит, хорошие они или плохие. И каждое пробуждение – как медленная пытка, как сдирание кожи заживо. Каждое утро я хочу разучиться помнить, думать, и видеть сны.
Когда же это уже кончится, господи.
Это же всё накапливается. Капает и капает в чашу, пока она не становится полна, пока не начинает литься через край. По каплям, по мелочам. Когда ты тянешься к людям, протягиваешь им своё израненное сердце, но они лишь отворачиваются. С холодом и пренебрежением смотрят на этот красный комок, в котором не осталось ничего, кроме надежды, надежды на то, что его примут, что ему поверят, не отвернутся. Но они всегда отворачиваются. Каждый пренебрежительный, брезгливый взгляд – как пощёчина. И после каждой новой всё сложнее вставать. Удивительно, что мне удавалось это так долго. После каждого краха надежд – их оставалось всё меньше. Но это ведь не бесконечно. У всего есть предел. Когда люди становятся полностью пусты, когда энергия и надежда израсходуются, истрачиваются полностью – тогда они и прыгают с крыш. Это же так закономерно. Человеческое тело – не самый прочный материал.
Да, всё это выглядит чертовски жалко. Я не хочу строить из себя жертву. Не хочу чувствовать себя жертвой. Не хочу чертовой жалости. Но я знаю. Знаю, как заканчиваются абсолютно все без исключения подобные истории. Хочешь узнать и ты? Они заканчиваются словами «Да, мы видели. Видели все предпосылки. Но мы и подумать не могли, что это всё взаправду. Что это всё серьёзно. Что это не пройдет. Что нужна помощь. Как жаль, что уже слишком поздно. Как жаль, что уже ничего не вернуть».
Трилогия потери
Как странно, что столь длительное и протяжное, сыпко-зыбучее время я не понимал или не хотел понимать, что всё действительно вращается и идет по кругу. Змея пожирает свой хвост. Тик-так. Бесконечно-замкнутый цикл времени, круг без начала и без конца. Я закрываю глаза и перед моим мысленным взором проносится наша кухня. Однажды осенью, в череде этих бесконечных осеней. Ты, я, старенький холодильник, грязный ковер, мы сидим на полу, рядом окно, белая батарея. Я помню это столь же явно, будто это не моя память разрушается с каждым днем, будто это не меня пожирает до основания амнезия и беспамятство, забытье, глубокое как самые глубокие и бесконечно-черные кротовьи норы, ведь даже в космосе кротовьи норы связаны с пространством и временем. А пространство, время – это всегда память. Круг замыкается, все нити сходятся, узлы распутываются, и оказывается, что не было никаких узлов, мы придумываем их сами. Я падаю в эти кротовьи ходы, темноты коридоры. И уже не могу из них выбраться. Всё так закономерно, так правильно, рационально. Симметрия жизни, космоса, и всего, что вытекает из этого. Я вспоминаю ту нашу кухню и нас, я вспоминаю наш разговор. Ты доверял мне. Рассказывал о болезненном прошлом, о, как я был глуп
