восхищенным шепотом крикнул Генке Мишка. Историк помолчал, потом встал во весь свой прекрасный рост и медленно направился к Мишке.
– Ну-с, новенький, как нас зовут? – спросил историк, глядя на сжавшегося Мишку.
– Миша, – тихо ответил Миша.
– Не Миша, а Михаил! Михаил! Вот какое имя красивое. А он – «Миша»! Миши, дорогой Михаил, по дуплам лазают и мед воруют. Ты мед любишь?
– Н-ну… – забурчал Миша чего-то непонятное.
– Баранки гну! – Историк заглянул Мишке в глаза и расхохотался.
– Любит он, любит! – заржал Генка, – все время у меня из тарелки ворует, а на даче всё по дуплам ползает. Пчелы кусают, осы, а ему хоть бы хны!
Историк еще немного постоял около Мишки, потом медленно взял за шиворот, приподнял в воздух и покачал на руке с задумчивым выражением лица.
– Легкий! – вскрикнул Генка с восторгом. – Ты легкий, Миша!!
Послышались раскаты грома. Это историк весело рассмеялся.
Александр Степанович пытался посвятить нас в уже основательно забытую прошлогоднюю математику. Прошли же, чего ещё глупостями заниматься? Потом он это тоже, вероятно, понял, и стал с любопытством расспрашивать новеньких девочек: как их зовут? Чего ждут от этой школы? Отличницы ли, или, не дай бог, просто хорошистки? Ибо, – сказал Степашка, – хорошисток я сразу прогоняю. Мне нужны отличницы. – добавил он с ласковой улыбкой. Девочки отвечали, что зовут их Юля Минина и Света Штурхацкая, и чего можно ждать от православной гимназии? Только добра вокруг, нравственности и глубокой веры. А то, – сказала Света, – вокруг сплошной упадок нравственности. Они обе пришли из ужасной школы, про которую и вспоминать не хочется без содрогания. Обе содрогнулись и сказали так же, что они обе, несмотря на плохую нравственность в их школе, были отличницами и собираются быть отличницами и здесь…
– А если некоторые мальчики будут здесь всё равно шалить, будет ли это считаться упадком нравственности? – спросил Степашка, присаживаясь на их стол и ласково усмехаясь себе в усы.
– Мальчики на то и мальчики, чтобы шалить, – сказали обе твёрдо.
Поехал после уроков домой на троллейбусе. Со мной увязались Генка Барбузов и Чаинов, чтобы, как они сказали, «поприкалываться». Генка развалился, положил ноги на соседнее сиденье, жует жвачку и нагло посматривает по сторонам. Чаинов всем своим видом (одеждой и волосьями) создает дополнительную атмосферу хулиганья. Пассажиры садятся таким образом, чтобы быть поближе к выходу и видеть всю нашу компанию. Значит, меня причислили к бандитской шайке Генки и Петьки. Давненько этого со мной не было со времен спецшколы.
Через несколько остановок Генка громогласно заявил, что ужасно хочется кого-нибудь вздуть.
– Прямо ноги чешутся, – сказал он доверительно, глядя на вошедшего молодого человека с букетом роз. Молодой человек простоял всю дорогу у кабины водителя и на следующей остановке вышел, теряя за собой
