и сидеть, может быть, трудно…
– Может быть, ответила я. – Если тебе нужен муж, который все время стоит, то вперед. Но учти, тебе тоже все время придется стоять. Не будешь же ты сидеть, когда он стоит…
– Логично… – Зина грустно посмотрела на мой монитор и спросила: – А ты себе уже нашла?
– Нет. Мне не везет. Ни вдовцов армии США, ни раненных в голову при захвате. Одни красавцы и поэты. И те… Только лайки иногда ставят, но больше любят, когда ставят им.
Потерял узбек штаны
Сначала в Самарканде построили кафе «Табассум». В переводе – улыбка.
Кафе! В Самарканде! Стеклянное! Современное. Почти заграница. Событие. Мы заходили детьми туда, как в святыню. Кафе модерновое, рядом гробница Тамерлана.
Потом, уже в десятом классе, ездили каждый вечер в новый… аэропорт. Аэропорт! Событие. Стеклянный. Модерновый. Кажется, двухэтажный. Ездили туда тусоваться, тогда такого слова не было, смотреть через огромные стеклянные стены на ночные ревущие самолеты в огнях. Они уносили людей в другую, неведомую нам, самаркандским детям, жизнь. Куда мы тоже все хотели, в новую, современную, стеклянную, настоящую, заграничную как будто…
Как мы провожали самолеты взглядом! Совсем не так, как поезда.
Как любовались новым портом! Как смеялись там какой-нибудь ерунде, тогда легкие на смех были, пальчик покажи, и всё. Через смутную тоску прорывался наш смех.
Потом почти все разъехались кто куда. Все развалилось. Кто в другие страны, кто по республикам, как я.
И в каждой задыхалась, как рыба без воды. Городе, стране, республике.
И в безупречной, заграничной уже тогда Эстонии… И в Казахстане даже, хотя полу-Азия… Везде.
Как рыбу из воды выкинули, мутной, подернутой, со всякими тварями в воде и склизкими водорослями, на берег прекрасный выкинули, где все лучше, ярче, современнее, цивилизованнее, чище, чем в воде.
А самые лучшие сны про Самарканд. Жаркий, не очень чистый, потный, с запахами лепешек нони-тафтон, тонкие такие, с тмином, белой тряпочкой горка прикрыта, горкой лежат, и таджичка уже с утра теплые продает, на корточках, в своих ярких шароварах. Белую тряпочку поправляет.
А по вечерам узбекские или таджикские свадьбы через весь город по всем улицам, или не свадьбы, просто шествия мужчин в тюбетейках. Идут через весь город и кричат: «Ёр-ёр-ёраны! Ёр-ёр-ёраны!»
А мы выбегаем каждый раз к шоссе и смеемся, «Потерял узбек штаны!» – кричим им. А уже звезды и тополя шелестят и не жарко.
Как скучаю по этим выкрикам запевалы, ёр-ёр-ёраны… По толчее на Ташкентской улице, по дороге к старому базару. По всем запахам, которые уже на трапе самолета в нос бьют, когда объявляют: «Экипаж приветствует вас в городе Самарканде. Температура за бортом 28 градусов». Ночью.
Запахи детства, не расставшихся еще родителей, неразбитых еще семей и сердец.
Та самая вода, из которой в детстве вытащили, и всю жизнь потом в прекрасных местах задыхаешься, как та рыба.
Дышишь сначала
