всегда немного удивлялась тому, какая нежная мать получилась из моей сестры и как быстро она приспособилась к новой роли. Тем более что мне не совсем понятно, с кого она брала пример: наша мама была совсем не такой. Утирать нам слезы и дуть на ушибленные коленки предоставлялось няне Магде, а родная мать маячила где-то на заднем плане нашего детства как дама в красивом платье, которая заглядывала в комнату, собираясь на очередную вечеринку, и тут же уходила, оставляя после себя аромат духов.
– Тебе здесь плохо, да? – спрашивает Элиза.
– Да.
– Может, со временем ты привыкнешь и снова будешь счастлива?
– Счастлива? В Палм-Бич? Абсурд! Я это место не выбирала, я не хотела здесь жить, здесь не мой дом. Предполагалось, что мы тут только на какое-то время, если помнишь. Отец говорил, что через несколько месяцев все наладится. А теперь все как будто об этом забыли. У тебя семья. Родители зациклились на деньгах, на бизнесе, на положении в обществе. А как насчет того, что нельзя построить или купить? Я скучаю по Магде, по гаванским друзьям, по нашему старому особняку. – Я сглатываю слезы, которые мешают говорить. – Я хочу побывать на могиле Алехандро. Я хочу получить свою жизнь обратно. Хочу домой.
– Дом уже не тот, каким ты его запомнила, – говорит Элиза мягко: подобным тоном она часто разговаривает с ребенком.
В ее голосе слышится принятие. Она как будто бы смирилась с выводом, который я отказываюсь делать.
– Я знаю, и это меня злит. Такое ощущение, будто Фидель победил.
– Беатрис, не все в этом мире война. Иногда можно просто быть счастливой.
– Я бы не сказала, что это просто.
– Я тоже не имела в виду, что это легко. Я имела в виду, что от счастья не надо отказываться. Ты имеешь на него право. Алехандро не хотел бы, чтобы ты так себя терзала.
Так вот как я выгляжу в глазах сестры? Она думает, будто из-за убийства брата я разыгрываю мученицу? А ведь Элиза первая нашла меня в тот день, когда я обнаружила тело Алехандро. Она должна бы лучше всех понимать мотивы, которые мною руководят.
– Ты помнишь тот день? – спрашиваю я. – Помнишь, что я тебе сказала?
– Помню.
– Кастро должен за все заплатить! Где справедливость? Я не могу спокойно жить, пока Фидель, убивший столько кубинцев, правит Кубой.
– Беатрис! – шипит Элиза.
Она быстро окидывает взглядом пляж, а потом смотрит на меня расширенными глазами. Видимо, вспомнила, что мы не в Гаване, где нужно было взвешивать каждое слово, опасаясь возмездия.
Как бы я ни жаловалась на жизнь в Америке, к возможности свободно выражать свои мысли я уже привыкла.
– Неужели твой гнев прошел? Неужели ты забыла?
– Ничего я не забыла, – говорит Элиза, – и никогда не забуду. Такое не забывается. Но я не могу себе позволить зачахнуть от горя, не могу допустить, чтобы мой гнев меня поглотил. У меня есть сын. Я ему нужна. Революция и так достаточно у него украла.
– Извини. Мне не следовало…
– Если бы ты рассуждала
