в голову. Лику охватило какое-то блаженное чувство. Она увидела, что брат радостно смеется, не стесняясь своего ветхого белья, распахнул полы старомодного камзола. А сеньоры земляне расстегнули свои короткие безрукавки. Один из них даже снял парик, чтобы утереть пот со лба, и потом надел его слегка набекрень.
– Лика, да пойдем же! Лика, пойдем наверх, в твою комнату, посмотрим, там такие чудесные вещи…
Лика дала себя увести. В большой комнате, где она спала когда-то вместе с Ортой и Мэд, стояли огромные, обитые железными полосами сундуки из сыромятной кожи, которые называли гардеробами. Слуги и служанки, откинув крышки сундуков, выкладывали их содержимое на пол и колченогие кресла. На широкой кровати Лика увидела платье из зеленой тафты, как раз такого оттенка, как ее глаза. Необычайно тонкое кружево украшало корсаж на китовом усе, а шемизетка была сплошь расшита цветами из брильянтов и изумрудов. Такие же цветы были на узорчатом бархате верхнего платья черного цвета. Его полы были отвернуты и заколоты брильянтовыми аграфами.
– Это – ваше свадебное платье, – сказал поднявшийся, вместе с ними маркиз Андижос. – Граф Стим долго выбирал среди материй, доставленных из Лиона, такую, что подошла бы к вашим глазам.
– Но он же никогда меня не видел, – возразила Лика.
– Господин Молин подробно описал ему ваши глаза: цвета морской волны, – сказал он, – какой она бывает, когда смотришь с берега, а солнечные лучи пронизывают ее до самого песчаного дна.
– Чертов Молин! – воскликнул барон. – Нет, вы меня не убедите, что он столь поэтичен. Я подозреваю, маркиз, что вы несколько приукрасили его слова, чтобы заставить улыбнуться невесту, польщенную таким вниманием со стороны будущего мужа.
– А это! А вот это! Ты только посмотри, Лика! – повторяла Фантина, и ее личико, похожее на мордочку маленькой пугливой мышки, сияло от восторга.
Был здесь и очаровательный дорожный несессер из зеленого бархата на белой камчатой подкладке, отделанный позолоченным серебром, в котором лежали две щетки, золотой футляр с тремя гребнями, два зеркальца тонкой работы, квадратная коробочка для булавок, два чепчика, ночная сорочка из тонкого батиста.
Были еще другие платья, менее роскошные, но тоже очень красивые, перчатки, пояса, маленькие золотые часики и бесконечное количество каких-то мелочей, о назначении которых Лика даже не догадывалась, как, например, перламутровая коробочка с крохотными кусочками черного бархата, смазанного клеем.
– Это мушки, их принято наклеивать на лицо для красоты, – объяснил барон Сербал.
– У меня смуглая кожа, и мне незачем подчеркивать это, – сказала Лика и закрыла коробочку.
При виде таких богатств она испытала почти детскую радость и в то же время впервые ощутила восторг женщины, которую инстинктивно тянет к нарядам и красоте.
– А вот это тоже не подходит к вашему лицу? – спросил маркиз Андижос.
