Надежды Константиновны. В конце концов, он же и сформировал вокруг Наташи мир, в котором она могла оставаться любимым дитятей и никогда не взрослеть. Что ж, сам виноват. Возможно, если бы отец был жив, Маша с годами органично заняла бы место сподвижницы, отдав навсегда Наталье роль балованной девочки.
Но не случилось: отец погиб, исчез взлелеянный им волшебный сад вокруг двух его любимых женщин, и мать с его исчезновением как бы выпрыгнула из привычного имиджа. Потому что из двух девочек – Натальи и Маши – Наталья была все ж таки старшей.
Утром Маша проснулась от оптимистических джазовых ритмов будильника и запаха кофе. На всякий случай прислушавшись и, не уловив подозрительных шорохов за стенкой, спрыгнула с постели и пошла под душ, взяв с собой в ванную сразу то, в чем собиралась уйти на работу. Ей все еще было неловко появляться перед отчимом в халате, поэтому через двадцать минут она уже гасила свет в ванной, одетая в привычную свою униформу: черные брюки, свежая черная футболка, темно-синий свитер под горло, волосы забраны в гладкий хвост.
– Я всегда ненавидела эту тетрадку, – услышала она материн голос из кухни и замерла. – Нельзя, чтобы мысли ребенка с двенадцати лет были постоянно заняты убийствами, преступлениями, маньяками! Я не хочу, чтобы это стало ее профессией!
– Боюсь, Наташенька, – голос отчима звучал, как хорошо поставленный лекторский, – что тут ты ничего поделать не можешь. Маша уже выбрала себе дело и…
– Да, я согласилась, чтобы она пошла на юридический! Я думала, что там ей привьют вкус к чему-нибудь еще, кроме как к психопатам! Что дочь станет нотариусом, откроет адвокатскую контору, наконец! И вместо этого очередные трупы, теперь уже – с Петровки! Я позвоню Катышеву, чтобы он отменил ей практику!
– Натусенька, посмотри на это с другой стороны, – примирительно начал отчим. – Ребенок занимается делом, которое ему безумно нравится, есть все шансы, что она достигнет в нем больших успехов.
– А я не хочу… – перебила его мать.
Маша уже толкнула дверь на кухню:
– Доброе утро!
– Доброе, – кашлянув, поздоровался отчим, а мать только кивнула, стоя к ней спиной.
Когда она повернулась, Маша заметила, что глаза у нее красные. Маше стало стыдно, и она произнесла чрезмерно энергичным тоном:
– Ну-с, что у нас на завтрак?
Мать положила на тарелку пару оладий и с той же целью – чтоб уж наверняка сменить тему – сказала:
– Опять в черном?
Обсуждения Машиного гардероба были одной из самых часто возникающих тем по утрам, вроде сводки погоды. Маша привычно отбрехивалась на материны: «А что, других цветов не существует в природе?»
Да, отвечала она. Но их надо сочетать между собой, а с черным эта проблема вкуса и потери времени отпадает. Да, но черный стройнит и оттеняет. Да, но у нее послеподростковый
