горячей серы. И для Сэма это было не просто удачным сравнением – однажды он случайно попробовал горячую серу и не стремился это повторить.
Когда Сэм вернулся в гостиную, Дин снял с проигрывателя пластинку Dark Side of the Moon и перевернул на другую сторону.
– Так что ты нашел? – спросил Сэм.
Дин аккуратно опустил иголку на край пластинки, и зазвучала песня «Money». Сэм терпеливо ждал, когда Дин перестанет с восторгом дергать головой в такт звукам кассового аппарата.
Но его терпение быстро иссякло.
– Если, конечно, ты не слишком занят…
– М-м, да, прости, – ответил Дин. – Я нашел ритуал в дневнике отца, но не там, где ожидал.
Он снова сел в кресло и взял потрепанный дневник в кожаном переплете, распухший от бумажек, газетных вырезок и всего прочего. Каждый сантиметр страницы был исписан своеобразным почерком отца – военная аккуратность в нем словно боролась со скоростью. Буквы были четкими, зато слова клонились во все стороны и налезали друг на друга, а строчки обвивали другие заметки. Сэм считал, что этот почерк запросто сведет с ума любого графолога.
Когда демон, убивший маму, появился снова, отец пропал, оставив дневник Дину – а следовательно, и Сэму, – чтобы те хранили его и использовали, продолжая семейное дело.
Больше он им ничего не оставил.
Сэм давно собирался перевести дневник в электронный вид, упорядочить записи, создать ссылки и вообще искать в нем информацию более подходящим для двадцать первого века способом, а не листать исписанные чернилами страницы и не перебирать пожелтевшие газетные вырезки и наброски карт, расположенные по принципу «записал, когда вспомнил». К сожалению, их образ жизни делал работу над таким масштабным проектом почти невозможной, и Сэм едва приступил к задуманному. Даже если не отвлекаться, эта работа займет долгие месяцы, а сейчас в его жизни было полно поводов отвлечься.
– И где же ты его нашел? – спросил он Дина.
– В самом конце.
Сэм поморщился. Там отец записывал все бесполезное: не работающие ритуалы и упоминания о монстрах, которых не существует.
Дин пролистал дневник.
– Ты когда-нибудь слышал о психе, которого звали Персиваль Сэмюэлс?
– Не помню, – ответил Сэм, покачав головой.
– В конце девятнадцатого – начале двадцатого века он был медиумом и совсем спятил, даже если сравнивать его с другими психами.
– И насколько сильно он спятил?
– Сам Алистер Кроули как-то назвал его сумасшедшим, так что, полагаю, у парня совсем крыша поехала, – усмехнулся Дин.
– Ну и что с того? Господи, Дин, в то время этих медиумов было триллион. И почти все – мошенники.
– Да, целая армия клонов Джона Эдварда[21], разве что без телешоу. Они устраивали сеансы и пытались связаться с потусторонним миром, чтобы старушки, которые и так одной ногой уже стояли на том свете, могли поговорить
Джон Эдвард – знаменитый американский медиум и ведущий телепрограммы «Путешествие в неизведанное».
