с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет!» – напутствием в жизнь стали когда-то слова этого святого полководца для юного воина, мечтавшего о дальних победных походах и сражениях.
Служба закончилась, и Каргополовы, обменявшись дружественными приветствиями с приходскими знакомыми, коих было немало, отправились, наконец, к радости оголодавших детей, обедать. После обязательной молитвы перед вкушением пищи, поскольку Михаил Семенович придерживался строгих христианских правил и в домашней жизни, большая семья устроилась за накрытым столом.
– Угощайтесь, детки дорогие! Хлебушек свежий, маслице, а щи-то сегодня какие – с мясцом! – хлопотала хозяйка, разливая суп по тарелкам.
– Где же вы, матушка, мясцо нынче раздобыли?! – удивленно воскликнула Наталья. – Базары-то пустые!
– Бог послал нам вчера одного крестьянина, что товар по дворам предлагал: вот и сладился сытный обед сегодня, – рассказала хозяйка.
– Подумать только: еще с год назад мясом спокойно кормили собак, – вздохнул, поддерживая разговор, Михаил Семенович: – А теперь людям за радость в щах косточку найти! Слава Богу, Господь нашу семью и град милостью не оставляет!
– Слава Богу! Не оставляет, хранит нас Господь! – закивали головами, соглашаясь, женщины. – Верою только и спасаемся!
– Хорошо бы с верой и мир в губернии сохранить! Слышал? – обратился к сыну хозяин: – Никон, епископ наш, смуту на губернские власти снова нагнал? Прости, Господь, за осуждение, но не доброе это! Время без того неспокойное, военное, нам только сильной вражды церкви и властей не хватало…
– Так Гололобов полгода как на посту, чем успел провиниться-то перед владыкой? – удивился сын.
– Никон объявил зачем-то Гололобова виноватым в майских погромах на базарах, хотя все знают, что губернатор здесь совсем ни при чем, больше того: делал всё, чтобы эти пьяные беспорядки в городе прекратить!
– Возможно, это только мнение лживой прессы, которая теперь способна исковеркать даже доброе и разумное, прикрываясь новомодной свободой слова? – отреагировал Михаил: – Недавно довелось читать нелицеприятную статью о епископе, где его называли лицемером и паникером, но я счел такое неуважение к нему за голословность тех мелких писак, что уже и священство не страшатся открыто унижать.
– Уважать-то, конечно, священство надо, – задумчиво пробубнил в ответ старший Каргополов. – Только истинное христианство, сын, оно ведь в делах, а дела, понимаешь ли, не спрячешь от людей. Настораживает то, что в защиту епископа нет активных действий даже в среде священнослужителей… Ну да Господь разберется! А нам своё дело знать и выполнять полагается! – подытожил свои рассуждения уже слегка разомлевший в своем уютном кресле Михаил Семенович и тут же дружелюбно поинтересовался у сына с невесткой: – Детей-то причастили сегодня, а сами к Чаше чего не пошли?
– Вчера в Торгашино
