пути было наслаждением; Тааль раньше не знала, что ногам несчастных бескрылых постоянно приходится таскать такой вес.
Сначала Фиенни разлил по чашкам какой-то густой тёмный отвар; от него поднимался непередаваемый запах – медовый, густой, с оттенками бергамота и кострового дыма. Рот Тааль наполнился слюной, и она внезапно поняла, что очень голодна. В самом деле: сколько уже она ничего не ела, кроме кашицы из коры? Кашицы, которой делился с ней едва волочивший ноги Турий…
Но Фиенни сказал, что с кентавром и Гаудрун всё хорошо. Кроме Фиенни, здесь ей больше некому верить… Не Хнакке же и грифам, в конце концов.
Тонкие, ненормально бесплотные пальцы хозяина умело управлялись и с чайником, и с другими маленькими, забавными предметами посуды; Тааль не представляла, как ими пользоваться, и глазела на всё, как несмышлёный птенец. Впрочем, Фиенни это явно доставляло удовольствие. Закончив с отваром, он неспешно залил его кипятком, а потом водрузил в центр стола блюдо с золотистыми кружка́ми и сушёными фруктами.
Тааль сложила руки на коленях. Какие же они всё-таки огромные – не поймёшь, куда деть… Новое тело сковывало и смущало её; в близости Фиенни, как и в красивом чае, и в аромате жасмина с улицы, было что-то неправильное. Ей что же, придётся хватать еду прямо пальцами, без клюва? И грызть эти аппетитные на вид кружки́ зубами, точно хищнице?..
В пещере Эоле рассказал ей о хлебе, о пирогах и другой людской пище, и звучало это крайне заманчиво. Но Тааль тогда не знала, что ей придётся распробовать это чудо с рук умершего… В городе, где умерло всё – и где всё сберегло такие болезненно-яркие следы жизни.
Пока Фиенни колдовал над салфетками и нежно-бежевым кремом, Тааль испытала все муки неловкости в Лэфлиенне и Обетованном, вместе взятых. Вдобавок ко всему, обнаружилось, что новое одеяние не прикрывает её голые плечи; а увидев в отполированном боку чайника своё искажённое отражение, она и вовсе ужаснулась. Пожалуй, даже загадки Хнакки не привели её в такое замешательство.
Фиенни, будто догадавшись, в чём дело, сел напротив и взял чашку первым.
– Это очень вкусно. Попробуй, – сказал он, смакуя мелкий глоток. – Чай – одно из величайших удовольствий, доступных людям, – он взглянул на серьёзное лицо Тааль и по-мальчишески звонко расхохотался. – Наряду с печеньем, конечно… Угощайся, Тааль! Теперь, чтобы выжить, тебе нужно больше пищи и питья, чем раньше. К тому же игрушки тауриллиан и атури вконец измотали тебя…
Он откусил кусочек, с заразительным хрустом прожевал его и добавил:
– Жаль, что я не чувствую больше вкуса еды и питья.
Тааль чуть не поперхнулась чаем. Значит, всё это – исключительно для неё?
– И все… тени… тоже не чувствуют?
– У меня нет тела, Тааль, – с печальной улыбкой, но без показного горя напомнил Фиенни. Его серые глаза изучающе обводили её из-за чашки. – То, что ты видишь – лишь искусный морок. Моя магия, скреплённая чарами тауриллиан.
– Так всё-таки тауриллиан зачем-то
