и начнём.
– Здравствуй, Максим. – киваю в ответ и совсем не грациозной ланью плюхаюсь на предложенное место. Тело в напряжении, мышцы скованны, да и не умею я вести себя как сексуальная леди. Катя всегда сравнивает меня с Верой Прокопьевной из «Служебного романа», которая никого не замечая горбится и чешет на работу…
– Итак. Что подтолкнуло тебя к тому, что ты снова начала принимать такой серьёзный препарат, зная все последствия? – спрашивает Максим голосом, словно мы давние друзья и просто ведём обычную повседневную беседу.
– Ну… – дышать становится тяжело, потому что я не могу просто рассказать о прошлом не погрузившись в него.
Начинаю нервно заламывать пальцы. В горле резко пересыхает, и я наливаю себе стакан воды, наполняя помещение звоном удара графина о стакан.
– Всё нормально. Если это трудно для тебя, то можешь не говорить, но нам с тобой нужно приложить максимум усилий и понять, как сделать так, чтобы срыва не повторилось.
– Да, да, конечно. Я понимаю.
Давай, Марина! Ты должна! Ты взрослая сильная женщина! Хватит всё держать в себе!
– Недавно я встретила человека из того прошлого, которое старалась все эти годы забыть. Воспоминания обрушились на меня водопадом и лишили здравого смысла, но это прошло. Я теперь могу с этим справиться .
В каком-то смысле я сейчас говорю не правду, потому что забыть я хотела только морду Малышева и свою дебильную слепую любовь к нему. Прошлое же напротив я совсем забывать не хотела, чтобы больше не попасть в подобную ситуацию. Возможно в этом и есть моя ошибка, я не готова была все эти годы отпускать прошлое, но и мириться с ним у меня нет сил.
– Что произошло с тобой в прошлом? – Максим не меняет своей расслабленной позы и тембра голоса, что откровенно говоря мне нравится. Я так действительно начинаю успокаиваться.
– Мне сделали очень больно. – говорю сдавленно, проглатывая ком горечи.
– Что в твоём понимании боль, Марина? Тебе причинили боль физически или морально?
– А разве есть разница? – удивлённо вскидываю одну бровь вверх и складываю руки на груди, чтобы хоть как-то закрыться от этого пронизывающего тёмного взгляда.
– Есть. Физическая боль проходит и в большинстве случаев забывается, а вот моральная со временем приобретает разные оттенки в подсознании. Кому-то это помогает сделать выводы, так сказать работу над ошибками и продолжать жизнь намного счастливее и лучше, а кто-то покрывается панцирем и мучает себя изо дня в день, смакуя свою несчастную судьбу.
– Ты сейчас так на меня намекаешь, да? – фыркаю недовольно, понимая, что мужчина конечно прав и прямое доказательство тому моё одиночество и ящик старых фотографий вместе с дневником, который я периодически перечитываю, когда моё сердце начинает хоть немного биться нормальной жизнью.
– Я не намекаю, я говорю так, как есть. Ты сама неосознанно отнесла себя в нужную группу. Так что произошло?
