и отпускаю тебя. Я позволяю тебе жить без меня, избавляюсь от зависимости мысленно всегда быть рядом с тобой.
Теперь я вижу свой путь. Я чувствую собственную пульсацию. Я могу идти сама. Без тебя.
Я принимаю тебя таким, какой ты есть. Я не ожидала, что это так сложно. Невообразимо сложно просто позволить тебе идти своим путем, слушая себя, а не меня. Я признаю за тобой это право – жить без меня… Теперь у меня достаточно сил, чтобы сделать это…
Я желаю тебе внутреннего полета… Ощущения парения над землей, чувства внутренней глубины и наполненности. Чтобы тебе ничего не мешало и не останавливало. Чтобы ты чувствовал в этот момент все богатство жизни, и тебе было хорошо, просто хорошо и светло.
Знаешь, я поняла, что очень важно вовремя признаться самому себе, что ты сегодня чувствуешь иначе, и не пытаться искусственно заставить себя испытывать вчерашние чувства. В сегодняшнем дне нет места для меня вчерашней…».
Оставив это письмо у себя, Дина больше ни разу его не перечитывала. Ей просто этого не хотелось. У нее больше не было желания цепляться за прошлое, хотелось дышать и жить дальше, двигаясь навстречу тому человеку, который теперь был рядом с ней.
Через несколько дней она вернула Андрею сборку. Они, как обычно, о чем-то разговаривали, но у Дины было такое ощущение, что внутренняя преграда, разделявшая их, исчезла.
Свой путь
«…Дух, открывшийся сердцу, ищет сказаться и ведет…»
– Знаешь, мне всю ночь снились какие-то странные сны: какие-то гитары, свечи, обрывки стихов… – призналась Дина подруге.
– У-у-у! Слушай, а может, сон в руку, и скоро миру явится еще одна рок-певица? – полушутя спросила подруга, совершенно не представляя себе, как реагировать на слова Дины. Она надеялась, что все удастся свести в шутку.
– Не явится, – твердым голосом ответила Дина, и подруга поняла, что ответную шутку она не услышит.
– Почему?
– Потому что каждый должен заниматься своим делом. Если человек чувствует, что после очередного внутреннего перерождения ему нужно петь, и другого пути у него нет, если он готов посвящать этому всю свою душу и всю свою жизнь, тогда другое дело. А я не хочу петь, я хочу писать стихи.
– Ну, тогда Бог в помощь, что я еще тебе скажу? – растерянно ответила подруга.
– Спасибо, – Дина прекратила разговор.
Положив трубку, подруга вздохнула и пожала плечами. Она нисколько не удивилась, когда через несколько дней Дина протянула ей напечатанный листок со стихами. Подруга вчитывалась в напечатанные строчки, но ей казалась, что она видит скользящую по тетрадному листку руку Дины, выводящую строчки неразборчивым от скорости почерком. Она вспомнила лицо Дины, когда та была задумчивой и своим отрешенным взглядом как будто прятала от других то, что она еще не была готова открыть окружающим.
Теперь это не было тайной и вырывалось наружу из стихотворных строчек…
Нет меня больше – вчерашней и прежней,
Я
