слегка расслабился, вспомнив, что у матери была именно такая нижняя юбка, белая, с оборками, накрахмаленная, в середине пятидесятых годов, когда такие вещи были в моде.
Штукатурка дома была белой, как глазурь на рождественском торте, деревянные балки были выкрашены в изумрудно-зеленый цвет. По обе стороны парадной двери стояли бело-зеленые кадки с небольшими кипарисами. Виктору пришло в голову, что дом его детства стал таким ухоженным потому, что сейчас жильцы владели им. Когда дом принадлежит тебе, то его внешнему виду уделяешь куда больше внимания. Изначально этот дом снимала его бабушка со стороны матери, и родители, когда поженились, стали жить вместе с ней. Это было сразу после Второй мировой войны. Бабушка умерла за несколько месяцев до рождения Виктора, а родители продолжали снимать дом: арендная плата было очень низкой, а нехватка жилья – очень острой. Мать была счастливицей: ей повезло влюбиться, выйти замуж за любимого мужчину и сохранить свои чувства в течение тридцати пяти лет совместной жизни. Виктор никогда не был влюблен и не мог представить себе, что это такое. Мать умерла всего в пятьдесят семь лет. Отец, старшее ее на десять лет, умер первым. Через пять лет после того, как Виктор попал в тюрьму, с ним случился удар, и он мог передвигаться только в кресле-каталке. Катясь однажды летним утром по тротуару – может быть, на этом самом участке, подумал Виктор, между воротами и углом, – он перевернулся и погиб, наткнувшись креслом-каталкой на кирпичную стену. Причиной смерти стал тяжелый сердечный приступ. От чего умерла мать, Виктор не знал, хотя в свидетельстве о смерти, которое ему показали, причиной было названо коронарное заболевание. Это удивило его, потому что мать была сильной женщиной. Но, может, это было не так уж удивительно, поскольку муж был всей ее жизнью, центром и сущностью ее существования. Виктор иногда пытался представить, как жилось матери в одиночестве, но не мог вообразить ее без отца.
Виктор с раннего детства привык к обществу экспрессивных людей. Мать была молодой, хорошенькой, отец постоянно касался ее, обнимал, целовал. Он никогда не видел, чтобы его родители пользовались стульями, – они сидели только на диване, держась за руки. Погружаясь в прошлое (он вспоминал его, репетируя, что говорить психиатру), Виктор не мог представить родителей поодиночке или вспомнить времена, когда был наедине с матерью, хотя такие случаи наверняка бывали, например, после школы, до возвращения отца с работы. Насколько он помнил, они никогда не ссорились. Были добрыми, любящими родителями, и если мать всегда оказывала предпочтение мужу перед сыном – первым подавала ему еду за столом, приберегала для него лакомые кусочки в голодное послевоенное время, – Виктор сказал бы психиатру, что ничего иного не ожидал, так как отец был старше, больше, сильнее его.
Друзей у родителей было мало, и почти единственными гостями в доме были родственники. Родители были друг для друга всем, спаянными в некоем исключительном сочетании дружбы, преданности и секса. Мать Виктора отвечала
