хранит: паспорт, кредитки, иногда деньги наличные. Наскоро одевается и на улицу, в киоск, где билет купил. Зачем, сам не знает. Еще раз проверить билет, узнать, что делать дальше? Нет, узнавать нельзя – это отныне тайна. Его тайна.
Киоск еще открыт, народу никого, за прилавком долгоногий узколицый пакистанец с темной, как от стойкого загара, кожей, в газету уставился. Отрывает глаза и заученно, бесцветно, равнодушно: Can I help you? (Чем могу помочь?) L звучит мягко, нежно, ласково – акцент такой у пакистанцев и индусов. Эх, мил-человек, ты уже мне так помог, так помог, что и слов нет для благодарности. Узколицый продал Косте счастливый билет, именно он, а не сменщик – толстяк с заячьей губой. Только тут замечает Костя от руки, красным фломастером, крупными буквами намалеванный лист плотной бумаги. Рядом со стойкой закреплен, на высоте головы, чтобы все видели. Надо полагать, вчера еще вывешен. Объявляет, что кто-то, купив билет именно здесь, джекпот выиграл, двадцать семь миллионов. Кто-то? Не кто-то, а он, Костя Ситников, десять лет живущий в стране, вкалывающий на скучной, занудной работе как папа Карло, впрочем, кто здесь не папа Карло…
– Повезло кому-то, – Костя кивает на бумажный лист.
– Да, повезло! – мигом оживляется узколицый. – У нас впервые джекпот, да еще такой. Хотел бы увидеть счастливчика.
– Да, повезло, – машинально повторяет Костя, а самого распирает: вот он, счастливчик, везунчик, перед тобой!
Еле сдерживается, боясь открыться, прощается, пожелав доброй ночи, и уходит. Киоскеры теперь кругленькую сумму получат в виде поощрения, может, тысяч пятьдесят или больше. Значит, все в яви, и он, одинокий иммигрант, постылую лямку тянущий, по воле жребия слепого, прихоти судьбы миллионером ставший, – он отныне ни от кого не зависит и строить жизнь может по своему велению и хотению. По своему!!!
Ночь проводит без сна, забывается ненадолго, вздрагивает и снова чутко бдит. То паркет скрипнет, то шаги, словно крадучись кто-то по квартире, то мерещится сдавленный голос, в шепот переходящий. Включает торшер, бросается к полкам с томом Лернера – все на месте, легохонек, живехонек билетик, между страниц отдыхает, ждет утра.
Работает Костя весь день точно в тумане. А людей, как назло, прорва. Делает инъекции, камеру двухголовую настраивает, «молитву» пациентам читает, а внутри тайная радость – скоро со всем этим покончено будет. Что-то, наверное, в Костином лице меняется, иначе с чего это супервайзер-спидоносец от дремоты очухивается и вдруг спрашивает:
– Ты в порядке?
Получает ответ утвердительный, а сам пристально, недоверчиво глядит:
– Глаза у тебя сегодня странные, я прежде таких не замечал.
– Спал плохо, – отделывается Костя ни к чему не обязывающим ответом.
Во время обеда делает Костя незаметно пять копий билета – лицевой и оборотной сторон. На задней стороне ставит свою подпись. Почему пять копий,
