которые лежала часть их пути. Теперь вокруг простирались сады и пальмовые рощи, обширные поля, с которых уже собрали урожай, заросшие бумажным тростником заводи. Сам воздух, который они вдыхали, сама земля под ногами были родными, и сердца воинов отзывались радостью. Пусть солнце в Сезон Жары палило нещадно, но здесь свет Ладьи Амна был животворным золотом, даровавшим жизнь всему и вся, и дыхание Богов было особенно ощутимо.
Они вернулись домой, в благословенные земли, которые защищали всех своих детей и родиться в которых было величайшим счастьем и даром Божеств. Отступил суеверный страх умереть на чужбине, остаться без необходимого для покоя души погребения. И с собой они несли память о товарищах, павших далеко отсюда, – память, которая дарует такое желанное каждому рэмеи место в вечности.
Всё чаще в строю звучали песни и смех, хоть в целом воины, прекрасно сознававшие, кого сопровождают, и чрезвычайно этим гордившиеся, соблюдали дисциплину, которой по праву гордилась имперская армия. Как ни пьянил родной воздух, совсем уж забываться не стоило – нрав у царевича был крутой, и требовал с других он не меньше, чем с себя самого. Впрочем, с тех пор, как отряды пересекли границу, казалось, что настроение Ренэфа Эмхет тоже сделалось более благодушным. По крайней мере, он ни к кому не цеплялся, излишне не раздражался, да и вообще всё свободное время проводил верхом, сопровождая повозку, в которой ехал старший военачальник Нэбвен.
Гонцы уже были направлены, чтобы в ближайшем крупном порту успели подготовить ладьи для солдат. Последняя часть пути в столицу была хоть и самой протяжённой, но и самой быстрой в преодолении. Быстрее испытанного в Таур-Дуат веками традиционного способа перемещения – по Великой Реке, соединяющей самые дальние пределы Империи, – были только порталы, но порталами нельзя было проводить целые отряды.
Кто-то из солдат ожидал, что царевич со своими телохранителями покинет их у ближайшего же храма с портальным святилищем, чтобы поскорее явиться на доклад к Владыке. Но Ренэф остался с ними, и это пришлось воинам по душе – своего молодого командира они любили, да и явиться в столицу, сопровождая самого царевича, было почётно. Солдаты из отрядов Нэбвена, временно вступившие под его командование согласно распоряжениям военачальника, в целом тоже были вполне довольны сложившимся положением вещей. А редкие шепотки в их рядах о том, что командир их, мол, больше не сможет вернуться к службе – и уж не по вине ли царевича? – быстро и жёстко пресёк ещё сам Нэбвен. В итоге вину за случившееся традиционно перенесли на вероломство некоторых остроухих и на старых подельников Ликира, и волнения утихли, не успев толком начаться.
У молодого царевича не было личного корабля, но к его прибытию в порту успели отрядить лучшие ладьи из тех, что там вообще имелись. А корабль, на котором отправлялся Ренэф Эмхет, Нэбвен из рода Меннту и сопровождавшие их воины, снабдили сине-золотыми стягами. Судя по всему, стяги изготовили здесь же, в спешном порядке, чтобы не оскорбить высокого
