style="font-size:15px;"> Я стоял у доски, потупив взгляд в пол. Лицо моё горело. Меньшие на два года ученики, толи просто перешушукивались, толи злорадствовали, не помню уже, для них тоже было неожиданностью, чтобы отличник и так опростался. Мне было не того, чтобы поднимать голову, я был посрамлен, а моя былая слава отличника покрылась «несмываемым» позором. «Позор! Какой позор!!» – звенели у меня в голове и протяжным эхом слова «внутреннего голоса».
– Иди домой и без родителей в школу не приходи! – таков был вердикт строгим голосом требовательной учительницы, – я тебя вынуждена поставить «тройку». Для кого-то сейчас это покажется смешным, но не для меня и тем более тогда.
Я сложил портфель и кивнул брату, чтобы забрал, если чё. Идти домой – «смерти подобно», – думал я. Отсижусь два урока, пока закончится четвертый, последний и потом с братом пойду домой. Так и сделал, пошел на стройку, где она в этот момент защищала меня от всего и всех, как «Брестская крепость».
Мысли сверлили голову: мама в это время точно уже пришла с фермы, дома; отцу не дай Бог говорить, боялся. Хотя меня отец за всю жизнь не бил, даже голос сильно не повышал, но говорил так, что хотел лучше умереть на месте, чем вот такое переносить. Было стыдно, не то, чтобы до слёз, до списания всех немалых моих заслуг и в учебе, и в помощи дома по хозяйству, до нуля, до чистого листа моей детской биографии. Только один раз, батя, замахнулся, быстро выдернувшим из брык ремнем, но я смог увернуться, а его внезапный пыл остыл. А было ведь за что. На этот раз, я нашел минометную мину, точно не помню, но примерно 120-миллиметровою и «спрятал», забросив на камышовую крышу курятника. Сейчас смешно, отец-то был вдвое выше меня и всю, что находилось на крыше ему было, естественно видно. Перепрятать же я не успел. Этой мине судьба, как и гранатам и другим взрывоопасным моим трофеям, была предопределена – она подлежала затоплению в туалетной яме. Однажды, я не выдержал и спросил: «Па, а если гахнет?» – Нет! – был ответ отца, – дерьмо сделает своё поганое дело, сожрёт…»
С братом возвратился домой. На вопрос мамы «как успехи?», на который она особо и ждала ответа и так знала наши способности и успехи, я ответил «хорошо» и поспешил, с особым усердием учить уроки.
Гром прогремел средь ясного неба, когда я, каким-то непонятным чутьем ощутил приближавшуюся «грозу» – бросив взгляд в окно, увидел вошедшую во двор учительницу. В те годы ворот и калитки не было, так как все в деревне жили открыто и дружелюбно, а проход и проезд во двор облагораживали стеночки из сложенного бутового камня, в основном ракушечника. Куда деваться, хоть от судьбы и не уйдёшь, но оттянуть время «казни» попытаться-то можно. Выскочить во двор и спрятаться за постройками и сенниками было поздно. Учительница уже разговаривала с мамой во дворе.
Единственное и часто применяемое место, где можно было притаиться – под кроватью. Я пулей влетел под кровать,
