умелый построил школьную программу рассудительно и оптимально. Внеклассное чтение было у всех окрестных школ, причем в одно и то же время. Скорее всего, в паре километров отсюда стоит у доски еще один такой же несчастный, надеющийся на милость преподавателя. С каждой минутой речь Джеммы становилась все пламеннее. Я уже понимал, что апогеем должна стать моя голова, точнее, не голова, но суть не менялась. Финал показательной порки был предсказуем.
– Хорошенькое начало! – Джемма Викторовна аккуратно вывела двойку в журнале и открыла дневник. – Не поняла, а у тебя что, он даже не заполнен?
Заполнять дневник было еще одной большой проблемой. В сущности, ведь и так было понятно, где какой урок. Подумаешь, что домашние задания были напротив пустых клеток. Я-то знал, где что. Правда, незаполненной была уже третья неделя.
– Я его Галине Осиповне покажу. У себя оставлю. Садись. – Джемма тяжело вздохнула, словно я был потерян для общества окончательно и бесповоротно.
День начинался из рук вон плохо. Самое обидное, что спрашивать она больше никого и не стала. Наверное, книга была и правда интересная. Я вполуха слушал о том, как собирали наркотики, что-то про гибель волков, но картинка не складывалась. Ситуация была хуже некуда, и не хотелось даже думать, что будет, если узнает папа.
Последним шансом подсластить пилюлю оставалась физика. Сейчас нужно срочно набирать баллы по максимуму, чтобы прикрыть провал по литературе.
Шлейфман делала вид, что не замечает моей поднятой руки и мольбы в глазах. Пришлось даже сделать то, что никогда себе не позволял.
– Людмила Борисовна, пожалуйста, мне нужно двойку исправить. – Голос, предательски дрожал.
– Иди. – Она скривила рот, словно сделала над собой неимоверное усилие.
Ответ, как мне казалось, выглядел убедительно. Я нарисовал на доске несколько схем подключения, которых не было в школьной программе, стараясь продемонстрировать, что пользовался дополнительной литературой.
– Наговорил тут что-то, нагородил, непонятно чего. – Шлейфман опять скривила рот, что считалось плохой приметой. – Вижу, что готовился, но физику ты не знаешь. Я так думаю, что и тему ты не знаешь. Три. И больше я тебе поставить не могу. – Маленькая, толстенькая, она с каким-то наслаждением рисовала в журнал теперь уже даже не оценку, а полный крах всех надежд сегодняшнего дня.
Это был удар. На глаза накатывали слезы, и от мысли, что это сейчас видит весь класс, становилось еще хуже. Как же ненавидел я себя за этот страх оценок, как боролся с собой, но ничего не получалось. Молча сел на место, раскрыл учебник и уткнулся в него, боясь поднять взгляд. Ничего хуже случиться уже не могло. Вторая часть испытаний ждала дома. Примерный текст я знал и сам: «Не оправдал возложенного доверия, мне созданы все условия, чтобы учиться, а я не думаю ни о будущем, ни о том, как буду жить дальше». Истории о тяжелом детстве папы и о том, как повезло в жизни мне, прочно сидели
