Двейном стояла миска дымящегося супа. Парень медленно зачерпнул его ложкой и отправил себе в рот. Эбби замерла. Ещё никогда в жизни она так не волновалась по поводу своей стряпни, и не дыша ждала вердикта. Парень прожевал, зачерпнул вторую ложку, потом третью. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Потом молча развернулся, наигранно выдержал паузу (в этот момент Эбби честно хотелось стукнуть его в лоб), а потом, улыбнувшись, сказал:
– Ладно, в расчёте.
Девушка с шумом выдохнула:
– Я с тобой с ума сойду.
Двейн рассмеялся и протянул ей вторую ложку.
***
Эбби лежала в кровати, а Двейн всё ещё работал за столом, сидя к ней спиной. Лежа на подушке не замеченная, она впервые так свободно могла рассмотреть его. Широкие плечи, высокий, всегда с прямой спиной, каштановые волосы, сильные руки… Да, сегодня она успела это почувствовать, когда он подхватил её у двери…
– Спи.
Девушка вздрогнула от неожиданности.
– Ты мне сейчас дыру на спине прожжёшь своими глазищами.
Она хихикнула.
– А где ты научился так «воровать»?
– Один хороший человек научил.
– Тот же, что и дом подарил?
– Угу.
– Повезло тебе с ним. А мне никогда не везло на хороших людей, – она тут же осеклась, – Ну по крайней мере до последнего времени…
Двейн замер от её слов. И тут она вспомнила, вскочила с кровати, вспыхнула от смущения, метнулась назад и быстро завернулась в одеяло, и споткнувшись о его край, и чуть не упав, подбежала к шкафу. Двейн развернулся и с изумлением следил за её метаниями.
– Забыла. Я тут забыла днём, совсем вылетело из головы, – она схватила с полки крестик и протянула ему, – Вот, я нашла. Ты не надел.
Вей неожиданно резко отвернулся.
– Положи туда, откуда взяла, – грубо ответил он.
Эбби растерянно вернулась к шкафу и осторожно положила крестик обратно. Двейн понял, что переборщил, и более мягко сказал:
– Это не мой, – и помолчав, добавил, – Это моей матери… По крайней мере, мне так сказали.
Эбби медленно подошла и стала у него за спиной.
– Ты совсем не помнишь её?
– Нет.
Ещё никогда ни с кем он не говорил об этом. Сердце загнанной птицей билось о грудную клетку.
– Иногда, по ночам мне снится женский голос. И это всё, – неожиданного для самого себя ответил Двейн.
– А я помню. Мамы не стало, когда мне было почти пять. Я хорошо её помню и очень скучаю, – всхлипнула девушка, – Даже не знаю, что хуже… не помнить совсем… или дико скучать и тосковать, видя её живую во сне, – Эбби смахнула предательские слёзы.
Двейн замер, не поворачиваясь. Странная ночь откровений. Он чувствовал спиной её тепло, слышал тихие всхлипы, но не давал себе права обернуться.
– Мне кажется, она бы хотела, чтобы ты носил его, –
