её рука в его горячей и тоже дрожащей ладони, и смотрела на него широко распахнутыми глазами. Двейн вздохнул:
– За эти дни с тобой я узнал о себе больше, чем за всю жизнь. Я никогда столько не улыбался и не смеялся, как с тобой, я вообще не предполагал, что способен, так чувствовать, я не думал, что могу всё это испытывать. Думаю, что ты тоже.
Девушка молча кивнула, не отрывая от него взгляда, от волнения она не могла произнести ни слова. Двейн встал, притянул её к себе и глядя в глаза, тихо сказал:
– Я прошу тебя, останься со мной.
Эбби смотрела на него, не моргая. Вей положил ей руки на талию, нагнулся и зашептал на ухо:
– Только, я прошу тебя остаться со мной ни как с братом или другом, а как с мужчиной. Забудь всё, что было за эти дни, забудь всё, что было сегодня. Тебе не нужна моя жалость, а мне не нужна твоя благодарность. Я уже не смогу быть рядом с тобой как друг. Я просто схожу с ума… моё тело реагирует на каждое твоё прикосновение, на каждое касание, а сердце сгорает дотла, – он отстранился, приподнял её лицо за подбородок и осторожно приник к её губам. Нежный в начале, а затем требовательный и страстный поцелуй заставил Эбби задохнуться. Но спустя несколько минут, Двейн отстранился и севшим от волнения и чувств голосом сказал:
– Я хочу, чтобы ты вся была только моей. Я так хочу целовать и ласкать тебя, – он возбуждённо гладил её спину, нежно целовал губы, шею, вдыхал аромат её волос, – Я просто сгораю от страсти и любви. – Я люблю тебя, Эбби…
Незнакомое до этого возбуждение от физической близости и интимности его откровенных признаний, наконец вырвавшихся наружу, накрыло его с головой, лишая разума и воли. Двейн так крепко прижимал её к себе, задыхаясь от своих чувств и желания, но впервые в жизни испытывая что-то подобное, он внезапно испугался своего возбуждения. Эбби не сопротивлялась, но и не отвечала ему. Сердце болезненно сжалось, впустив в себя страх того, что он напугал её и обидел, перейдя черту без её согласия. Двейн медленно отстранился, дыхание его сбилось, губы горели, и не смея поднять глаз, он выдохнул:
– Прости…
Попятился назад, сбил табуретку и выскочил на крыльцо. Шатаясь, как пьяный, он сделал несколько шагов и прижался горящим лбом к холодной балке. Сердце бешено стучало, отдаваясь в ушах, мысли путались, руки дрожали, а нахлынувшее возбуждение отдавало болезненной тяжестью внизу живота. Двейн жадно втянул сырой вечерний воздух и простонал:
– Идиот. Зачем ты бросил её одну? «Испугался своих чувств и возбуждения? Никогда не испытывал ничего подобного и струсил? А как же она? Наговорил ей всего, напугал и бросил? Ты же понимаешь, что обратной дороги уже нет? Остаться в её памяти трусом?» – одна за другой мысли галопом неслись в его голове. Двейн со стоном ударил кулаком по балке и еще раз жадно втянув холодный воздух, развернулся и быстро пошёл в дом. Сделав с разбега несколько шагов, он растерянно остановился. Она потушила свечи и комнату освещали только отблески от печи. Парень растерянно огляделся и испугался,
