ладони он держал на груди и силился делать глубокие вдох и выдох.
Мне сначала показалось, но затем с каждым вдохом-выдохом с лица Евгения Васильевича начала уходить мертвенная бледность и маска сильного страдания. Через несколько минут «умирающий» снова забылся. Только забытьё уже не было пугающим. Я ещё мучилась сомнениями, так как «очевидное и желанное» питались моими бурными фантазиями. Но к утру хрипы из лёгких прекратились, жар спал, а забытьё перетекло в обычный сон.
Было что-то около 9 утра, когда на пороге квартиры появился злой и взъерошенный коллега Евгения Васильевича. Он недобро зыркнул на меня и с язвительным сарказмом спросил:
– Ну? Катафалк вызывать?
– Не знаю… Я варю бульон. Евгений Васильевич попросил сварить куриный бульон и приготовить много чая. Я у него тут травы кое какие нашла.
Не разуваясь коллега прошёл в комнату, где лежал Евгений Васильевич, и вскоре вернулся. Он тяжело сел на старый табурет и растёр лицо.
– Я, конечно, всякого видал, но… от Женьки ожидать можно этого всякого. Тот ещё кудесник.
Тогда я не поняла шутил этот человек или скрывал свой страх, но мне было не до чьих-то переживаний. Он был жив! Он был со мной! И это было главным!
Когда я вернулась на кухню. Коллега сидел над бумагами рецептов и что-то нервно писал.
– Вот! Выкупишь в аптеке. Через час поставишь ударную дозу антибиотиков. Хватит на трое суток. Потом повторишь. А это, – он кивнул на рецепты, – будешь давать по написанному. Если что – позвонишь. Телефон я вот тут на обоях черкнул. Мало ли… Вдруг этот чудик опять решит помирать…
Меня вдруг охватил приступ рыданий и я чуть не села мимо табурета.
– Щас-то чего, милая моя?! – «коллега» пожевал губами и «сделал строгое лицо», – «Боржоми» ещё не поздно пить. Ладно, пойду, у меня планёрка. Живите тут, размножайтесь…
Уже на пороге он обернулся и на прощание подмигнул:
– Павлины говоришь? Хе-е…
В следующие два месяца я неотлучно была рядом с Евгением Васильевичем. На второй день после инфаркта он встал с постели и, шатаясь, сам дошёл до туалета. А ещё через день Евгений Васильевич с моей помощью вышел на улицу. Его выздоровление было не быстрым, но оно было! Сначала мы едва доходили до заборов промзоны, но каждый день маршрут прогулок увеличивался. На прогулках мы молчали. Это меня сильно мучило. Но в один из вечеров, когда мы стояли на мосту через Транссиб, я перекрикивая грохот проходящего поезда спросила:
– И что дальше?
Евгений Васильевич усмехнулся:
– Будем жить… Теперь будем жить…
И уже, когда мы возвращались в «берлогу» (так ЕВ прозвал своё временное жильё), он добавил:
– Потихоньку-помаленьку разберёмся кто есть ху и что за чем…
Разбираться «кто есть ху и что за чем»
