звенели, вылетая, стекла, падали обуглившиеся бревна, сыпались искры, вихрем поднимался черный дым. Толпа прибежавших из деревни людей с ведрами и баграми стояла без движения, с открытыми ртами глядя на пожар: помочь они все равно уже не могли. Двое мужиков держали за руки Катерину, но она не пыталась ни бежать, ни освободиться и все так же молча, пристально смотрела на огонь.
– Ума решилась… – шептали в толпе.
– Барина-то, может, выволочить можно было?
– И кто ж его выволочит? Спал, поди, надравшись, а Катерина Николаевна и… Ох, чертова девка!
– И-и-и, милай, есть ить в кого… Мать-то ихнюю видали вы? То-то, молоды больно, а я видала. Самая что ни на есть татарская каторжная ведьма и была! Мужа порешила и сама утопилась! Вон и девки в нее все до единой!
– Теперича на каторгу пойдет. А жалко, молоденькая-а…
– Гляньте, православные, никак урядник скачет?
Со стороны дороги в самом деле слышался звон бубенчиков и топот лошадей. Несколько человек кинулись отпирать ворота, но в распахнутые створки въехала не всем знакомая рыжая тройка урядника, а пара довольно уставших саврасок, запряженных в легкую коляску. Экипаж еще не успел остановиться, а из него уже выпрыгнула на ходу молодая женщина в дорожной накидке и мелькавшем из-под нее сером атласном платье. Зеленые «грешневские» глаза, бегло скользнув по физиономиям обступивших коляску крестьян, остановились на неподвижно стоящей Катерине.
– Катя! Господи! Как это случилось?! Почему вы ее держите, отпустите немедленно! Где Сергей, где Софья, как они допустили это? Где, наконец, Марфа? Да объясните же мне кто-нибудь! И отойдите от Кати, что это за наглость!
Катерина коротко усмехнулась углом губ, посмотрела на неуверенно держащих ее мужиков, но попытки освободиться не сделала. К молодой женщине приблизился староста – степенный мужик в аккуратной суконной чуйке и с коротко подстриженной седоватой бородой. Его обширная плешь блестела в свете пожара рыжими бликами.
– Никак невозможно их отпустить, Анна Николаевна, – спокойно доложил он, глядя в испуганное лицо старшей сестры Грешневой. – Так что сами изволите видеть, Катерина Николаевна дом сожгли с барином вместе. Опасаемся, что в помешательстве они. Сестрица-то ваша, Софья Николаевна, давеча в Угре утопились, и Марфа без следа пропала, вот и…
Анна коротко ахнула, закрыла лицо руками и без единого звука опустилась прямо на землю, привалившись боком к измазанному в грязи колесу телеги. Отсветы огня прыгали на ее иссиня-черных, уложенных в аккуратную прическу волосах, пальцы мелко дрожали. Староста нерешительно топтался рядом, посматривал на остальных, но все молчали. В доме тяжело рухнула балка, в окно вылетел сверкающий вихрь искр.
– Пустите, сволочи, загрызу!!! – вдруг раздался хриплый крик, и Катерина, вырвавшись внезапно из державших ее рук, кинулась к сестре, обняла ее, прижалась
