style="font-size:15px;"> – Вот этого я и хочу добиться от него. Ибо у меня есть в том твердая уверенность.
– А Мизинцев тогда кто?
– Такой же соучастник преступления, как Бахашкин и Глотко.
– Ты что же, хочешь новый следственный эксперимент привести и поймать Галимханова за руку на вентиле?
– Разумеется, хотелось бы. Но я его поймаю на другом. Кстати, какие тебе дал показания бедолага Мизинцев по поводу своих травм?
– Я с ним пока не занималась. Он в больнице. Но вот по показаниям его колег: запнулся о кушетку, упал на пол, на кафель…
– …и бился головой об него до посинения и ссадин. И ты веришь этой галиматье, Света?
– Да это разве главное?
– А ты считаешь: избиение подчиненного, с нанесением ему тяжких телесных повреждений – это не главное?
– Откуда ты знаешь?
– Первое – глянь на кулаки Шалыча. Второе – собственное признание потерпевшего, и третье – заключение травматолога.
– У тебя что, есть письменное показание Мизинцева?
– Письменного нет. Но он мне рассказал, что произошло в их вытряхвителе, как в народе говорят.
– А-а, Толя, – отмахнулась она, – они сейчас как дети, один на другого валят.
– И завалят. Втроем одного – завалят. Исковеркают жизнь пацану.
Мáлина посерьёзнела, карандаш в руке стал торчком.
– Успокойся, Толик. Никто никому не позволит коверкать жизнь. Каждый получит то, что заслуживает. – При этом пристукивая по столу торцом карандаша, как бы расставив точки. ("Какая самонадеянность!") А твоя работа этому только поспособствует. И прими мою искреннюю благодарность за помощь.
– Светлана Иван-на, так вы мне даете время?
– Ну, хорошо, – она улыбнулась. – До утра. Цени мое к тебе расположение.
– Спасибо, Светик! И ещё. Об этом им, – кивнул Анатолий на двери, – ни слова. Пусть знают, что их крутят с обеих сторон и понервничают. Договорились?
Феоктистов положил свою широкую руку на её изящные пальчики. В ответ Мáлина едва заметно кивнула, не поднимая глаз.
– Ну, вот и ладушки.
Феоктистов благодарно пожал ей руки и поднялся.
– Так до завтра, Светлана Ивановна?
– До завтра, Анатолий Максимович!
Она с той же шуткой отвечает ему, которая прослушивалась в его голосе. Но в её голосе едва заметно прозвучали нотки не то разочарования, не то сожаления об их короткой деловой встрече.
В коридоре на жёстком деревянном диване, лавке со спинкой, сидели Бахашкин, Галимханов и Глотко, о чём-то негромко переговаривались. На стук двери обернулись – из кабинета вышел Феоктистов.
Анатолий обвел троицу насмешливым взглядом и остановил его на Галимханове.
– Ну что вы, гули, приуныли, клювики повесили?
Но шутка его осталась без ответа.
– В общем, так, убивцы, – посмотрел на часы на руке, – сейчас девять. Через час-полтора, то есть к половине одиннадцатого
