– эмалированный или алюминиевый ковшик с длинной ручкой, наверняка у вас на кухне где-нибудь такой водится), френч-пресс (кто не знает, что это такое, советую погуглить, увидите картинку – сразу поймете), молоко, вода и кофе. Сахар по вкусу. Я пью латте из большого стеклянного стакана, похожего на пивной. Итак, первым делом кипятим в чайнике немного воды. Далее, наливаем молока в емкость, из которой собираемся пить кофе. Где-нибудь 80–85 % от предполагаемого объема напитка. Переливаем молоко в ковшик, ставим на плиту и начинаем нагревать. До кипения не доводим. Как только молоко нагрелось, переливаем его из ковшика во френч-пресс. Ополаскиваем ковшик, кладем в него две чайные ложки молотого кофе, заливаем небольшим количеством (полстакана, не больше) горячей воды и ставим на плиту. Как только кофе закипит – выключаем. Получится такой кофейный концентрат, в народе – эспрессо.:) Дальше берем френч-пресс с горячим молоком и интенсивными движениями поршня вверх-вниз взбиваем молоко до пены. Как только пена полезет за край, открываем френч-пресс и переливаем молоко в стакан. Туда же тонкой струйкой доливаем кофе. Латте готов. Теперь ставим его рядом с доской, на которой лежит только что приготовленная вкуснейшая брускетта, берем в руки вилку и нож, отрезаем кусочек, кладем в рот, жуем, наслаждаясь сочетанием вкусов, запиваем нежнейшей молочной пеной с тонким кофейным ароматом. Попробуйте проделать все это утром, как проснетесь. Я спать.:) Завтра на работу. Вот вам, мальчики и девочки, напоследок слова великого Терри Пратчетта: «Нормальный семейный человек, который каждый день ходит на службу и ответственно относится к своим обязанностям, мало чем отличается от самого чокнутого психопата». Доброй ночи, народ!:)
Нравится (47) Ответить • 23 апреля в 22:58
Сублиматор
Нужно слегка прибавить шаг, чтобы отчетливей слышать тонкую нотку ее собственного запаха, растворившегося в душном, отравляющем опиуме Ива Сена Лорана. Грамацкий знал этот парфюм и потому различал, как пахнут ее плечи, шея, затылок у основания пышных каштановых, тщательно расчесанных волос, заплетенных в короткую густую косу, схваченную у основания острыми гребнями голубой жемчужной мантары. Неожиданно похожая на аккуратную девочку Вермеера, водившего к себе персонажей сквозь игольное ушко камеры-обскуры, такая же точная в выборе жемчуга, видная так же – вполоборота, она шла впереди, обгоняя Грамацкого на полшага. Ни дальше, ни ближе.
Заговорить с ней для него было все равно, что прикоснуться к поверхности воды, спугнуть отражение, в котором по глубокому, выцветшему за лето небу над его девятиэтажкой беззвучно плывет самолет, и в которой она просыпается, целует его в губы, не открывая глаз, наощупь – ровный контур зубов и кончик языка. Почти касается его встревоженного нёба.
– Выспался?
– Руку не чувствую…
– Отлежала? Бедненький… Приходи сегодня пораньше, у меня для тебя сюрприз.
И не важно, какой именно, – важно «у меня для тебя».
У самого входа в метро он ее обогнал, чтобы придержать тяжелую стеклянную дверь, услышать «спасибо», на мелькнувшее подобие полуулыбки выдать приготовленное заранее «хорошего дня» и сорваться по отвесному эскалатору вниз, на ходу допивая остаток этой внезапной придуманной
