и, в смыкающиеся их горизонты. Читать и перечитывать откуда гой если, где исток, где начало, где счастливый конец, где завершение, когда все воссоединились, сочетались браком, примирились, родили детей. Ибо Миргород – это мечта состоявшаяся, а Соцгород – мечта продолжающаяся. И берёт Тарас Бульба своё ружьё и с горечью, с обидой неистовой произносит: «Я тебя породил!» А породил Тарас сына своего для великих дел, для победы над ляхами. Прочь, отсель, сгиньте! И Соцгород тоже порождён для славных дел, лишь поглядите на его сиреневые четырёхэтажки, послушайте, как шумят флаги, как бьются в правде его улицы. Да, да, вьются знамёна, шуршат, призывают, хотя сняты давно – алые, что паруса для Ассоль, но всё равно их шелест слышен и по сей день. И сколько было в девяностые побито, словно Тарас Бульба вернулся и давай править пулей сыновье предательство. Ибо предали высокие идеи сыны Соцгорода.
И спят они по сей день с панночками, и предают идеи отцов своих. Это ли не общее, это ли не то же самое? А ведь люди в Соцгороде – идейные. Хотя в энциклопедиях сказано: смысл свой социалистический утратил город, утерял. И буквы с памятника сбили, и флаги сняли, и транспаранты, гласящие «Мы победим!», сняли да унесли на склад. Флаги сняли в ночь февральскую, буднично и незаметно, сказали, теперь это будет Капгород. Но люди не поверили: они завод строили автомобильный, работали там, ни свет-ни заря к проходной шли, детей в детсады вели. И почему вдруг пришёл какой-то Дерипаска, имя-то какое – не истинное! Видимо, где-то с ляхами пировал. Горько тогда плакал Тарас Бульба, вот уже и курок взведён им вторично, и слова произнесены!
Но мимо сакральных камней и священных знаков пройти невозможно. Как вдоль поля идёшь, где неостывшее тело Андрия лежит, а на ветках рябина горечью исходит. И Вий как жемчужное полотно расстилается.
Вроде бы враги все прощены, как мука перемолоты, репьи их слов, фраз, книг давно с подола стрясены да всё как-то неуютно.
В Соцгороде нет тюрьмы, нет управленческих организаций, судов, но есть места поклонения и особого почитания. Как площадь в Миргороде, так площадь с Соцгороде дождями заливается, цветами упивается, ели высокие возле памятника. В Миргороде растительности мало, всё больше балки, горка красная, возвышенность.
У всех своя Голгофа.
И намоленное место.
И рынок есть, и залы ожидания со скамейками. И скрипучие двери, поющие рамы. И много птиц! Воробьи, что купаются в луже, голуби, целующиеся на крыше. И смерть стариков, когда всё их имущество растащили управляющий да ключница. Также умерла свекровь первая моя, а её бренные пожитки: пальто с каракулем, штопанный жакет были утащены соседками.
Хмелею, хмелею, как от вина, шагая по проспекту, а названия-то какие: проспект Жданова, Кирова, улица Лескова! Словно кто-то карандашом обвёл пристанище людей, словно круг прочертил. И защита есть от нечисти, от злых умыслов.
Был такой случай, одна женщина в больницу с сыном легла, а воры в квартиру залезли, но муж как раз в это время за едой заехал и спугнул воров. А ведь сама виновата, зачем на скамейке сидя с товарками, проговорилась, что её дома не будет? И все слышали – и Антип, и Веруся. Но если обидчика спугнули, значит, и обиды нет никакой! Что вспоминать? Одна только вмятина в душе осталась. И, вообще, зачем обиды таить? Их надо выплескивать, выскрёбывать, на их месте хорошие чувства взращивать! Добрые! Милостивые! Ликующие!
А вот церковь целёхонька! И люди ходят, молятся. И просят, чтобы Соцгород не вырождался. Ибо дух его – это особая субстанция. Солнечная, марсовая. А нищие всё те же, они словно не состарились, не померли, не выродились. По Миргороду ходит попрошайка сухонькая, скрюченная старушка. И в Соцгороде нищие тоже все опрятные, если попросят, то вежливо:
– Матушка, голубонька, дай на пропитание. Работы лишился, детей кормить надо.
И ты сходи! Грехов-то сколько скопилось! Аки моллюсков на днище лодки, заброшенной в реке. Хороша, хороша жизнь в Миргороде, если ты не Иван Иванович и не Иван Никифорович. Ибо власть далеко. Управляющие сами собой заняты. Люди тоже сами собой, своими дворами. Ой, хороши дворы в Миргороде. Но вот что не любят ни там, ни там, так зазнайства!
Вот идёт академик или главный конструктор, спешит, чуть припаздывает, но верит, что придёт вовремя. А тут одна дама неожиданно слово цирк начинает писать через латинскую «и», получается «цiрк», все на неё смотрят, но помалкивают, ибо клоуну виднее. Да и не страшно это для основ города. Страшно иное: разувериться! Вот тут сразу беда!
Ой, болит, болит до сих пор в груди Остапом.
Ой, кровит Андрием.
А поделать ничего невозможно.
А, говорят, в Соцгороде тоже видели Христа идущего по водам. И ветерок такой лёгкий, бриз поверху. А ноги босые…
Были времена, когда церкви разоряли, иконы жгли. А в Миргороде всегда верили в рай. И сами слова Миргород и Соцгород – райские, от них яблоками пахнет в Спас. Невероятные города! Славные!
