я
Пишу последним:
да, конечно
И сразу же высвечивается звонок. Всеволод.
– Да?
– Привет. Надо обсудить кое-что.
– Что ещё?
– Ты дома?
Молчу.
– Нет, но недалеко.
– Это хорошо. Слушай, мама Яны, конечно, хорошая женщина, организовала всё. Никто бы в жизни не допёр просто денег на похороны собрать.
– Ведь это ты сам и предложил.
– Предложил, потому что знаю. Не важно. Ты хоть понимаешь, что Тамару Алексеевну теперь тоже в больницу заберут, если уже не забрали?
– Почему?
– Ну подумай. За тебя думать не собираюсь.
И хотя прозвучало грубо, не разозлился. Так получилось, что Всеволоду многое можно говорить.
– Потому что муж заразился, а значит, и она? Ты ведь об этом писал?
– Писал, никто не понял только, что́ я имею в виду – типа что в чужой жизни копаюсь или как-то так. А я о том, что у неё ведь вроде, кроме этого самого мужика, который умер, и не было никого.
– Как не было? Она ж старая, наверняка и внуки есть.
– Нет никого, говорю. Один раз остался после уроков помочь шкаф разгрести – там тетрадки чуть ли не десятилетней давности лежали – и она сказала. Ни детей, ни внуков, никого. Ну есть там какая-то, но она вряд ли приедет.
– Ну и что это значит?
Немного похолодало, ускоряю шаг. Из дворов нужно выйти, подальше от ПЕРЕМЕН.
– Не знаю, что это значит. Слушай, ты мимо моего дома проходить не будешь? Давай к тебе спущусь. Задолбался по телефону, ещё и Алёнка целый день названивает.
– Буду. Спускайся.
Конечно, названивает ему Алёнка, ага. Видел я лицо её тогда, на русиче. Такая никому названивать не станет.
На самом деле далековато, но ускоряю шаг. Почему-то захотелось увидеть кого-то из класса, хотя вроде и достали уже, но за полтора месяца дистанционки изменились. Возле дома Севы останавливаюсь – не помню, какой подъезд, был один или два раза, не особо и общались. Но в последнее время начали.
Всеволод выходит – без куртки, в домашней одежде. Длинный, выше меня на голову, волосы убраны в хвост. Подходит. Хромает.
– Ну чего? – говорю. – Что-то важное? Не хочу тут торчать.
– А где хочешь торчать? Тут ментов не бывает, двор, тишина. Бабки целыми днями сидят, всем пофигу. Дети бегают.
– Ты с ними вместе сидишь, с бабками? Оно и видно.
Всеволод морщится.
– Слушай, я не для того тащился с больной ногой с четвёртого этажа, чтобы это слушать.
Смотрю вниз, но не видно.
– А что с ногой?
– Да не знаю, растяжение или подобная штука. На тренировке упал.
– Разве сейчас можно на тренировки ездить?
Всеволод морщится, разминает ногу.
– Ну слушай, если я несколько месяцев тренироваться не буду, то можно просто будет потом не заниматься никогда, выбросить себя на помойку.
Отходим
