ищу ребят, но никто не встречает. Пишу Севе: «Я приехала, вы где?». Он не отвечает, но выходит.
Он усталый, но аккуратно одетый – в чёрные джинсы и футболку, с забранными в хвост вымытыми волосами. Раньше все смеялись, что длинноволосые парни за волосами не ухаживают, но он меняться стал. Сам будто не спал несколько дней. Маска сдвинута на подбородок.
– Ну привет, – хочу к нему прикоснуться, но не здесь, не перед краснокирпичным зданием. Сева тоже чувствует, что не здесь.
– Привет, пойдём. Там Варвара ждёт.
Открывает дверь, и мы заходим.
Человек лежит в гробу под пластиковым колпаком.
– Почему так? – шёпотом спрашиваю.
– Ну он же от вируса. Ты не подходи, видишь, смотрят. И на́ вот, маску надень.
У меня просто своей нет. Дядя Вова говорил – нечего тратиться на них, американцев спонсировать. Крестик носить надо, говорит. Хотя сам надевает, чтобы менты не останавливали, поэтому вообще какая разница, что человек говорит.
Надеваю маску Севы, ещё пахнущую тёплым дыханием.
– А ты как же? – говорю сквозь маску, получается неразборчиво.
– А я подальше встану, ничего страшного. А вон Варвара.
К нам идёт заплаканная темноволосая женщина с ярким макияжем – густые тени, алый карандаш для губ, выходящий за контур, отчего губы получились тяжёлые, не её. Она тоже тянет маску от подбородка, и губы исчезают – остаются только блестящие глаза, тёмные, усталые. И все здесь точно работали много, страдали, ждали. Ручаюсь, что Илья подойдёт – таким же окажется.
Обожгла мысль: а если дядя Вова передумает в собор идти? Тогда он уже вернулся из часовни, поставил пятилитровую баклажку со святой водой в прихожей, заглянул на кухню – а меня нет. И уже будит маму, кричит, ищет, орёт в подъезде – может, я покурить вышла, было однажды такое, почти не ругал. Но потом поймёт, что меня ни в подъезде, нигде – достанет телефон.
И тогда останется что-то придумать такое, чего на свете не бывает – потому что иначе убьёт, убьёт, когда мама заснёт ночью.
Но вначале прижмётся больно, горячо и противно. Больнее даже, чем раньше.
– Спасибо вам, что пришли, – тихо, но понятно говорит женщина, – а я Варвара, всем бы таких учеников, Господи… Вон мальчики рассказали, что весь класс бы пришёл, но тётя Тома сама сказала, чтобы не ходили, а то мало ли…
– Мало ли?
– Всё-таки болезнь, хотя и завернули его в целлофан кругом. Но ближе полутора метров к гробу не подпустят.
Смотрю – и верно, красная разметка на полу, чтобы близко не подходили.
– Сейчас поедем, – суетится Варвара, – теперь по правилам гроб отдельно, а мы за ним, в моей машине. Кто вперёд сядет? Сейчас уже работники придут, будут из зала выносить. Нужно идти.
Пожимаю плечами.
– Могу я впереди.
Даже отсюда хорошо видно покойника, но стараюсь не присматриваться. Худой, тоненький, с глубокими морщинами на шее. А Тамара Алексеевна
