мне достались две несравненные жены. (А также дочка, отец которой считает ее безупречной.)
Я принял душ, побрился и почистил зубы за девять минут, а оделся менее чем за девять секунд, я просто закутался ниже пояса в саронг из махровой ткани, который мне купила Дити, – день обещал быть испепеляющим. Да и то ради соблюдения хотя бы минимальных приличий: я ведь не настолько близко был знаком со своим новоиспеченным зятем, чтобы прямо сразу же предстать перед ним в том неофициальном виде, который принят у нас в семье. Это могло бы не понравиться Дити.
Оказалось, что я вышел к столу последним и что все нашли уместным одеться примерно так же. Дити была в чем-то таком, что сошло бы за бикини-минимум («приличное» ровно настолько, чтобы быть неприличным), а моя возлюбленная нарядилась в какие-то завязочки моей дочери. Завязочки были ей явно велики: Хильда ведь миниатюрная, а Дити нет. Полностью одет был только Зеб: он был в моих старых рабочих шортах и в застиранной джинсовой рубашке, которые конфисковала Дити, а обут был в свои вечерние туфли. В таком виде он вполне мог бы появиться на улице любого городка американского Запада – вот только телосложения мы разного: я похож на грушу, а Зеб на Серого Ленсмена[21].
Мои шорты были ему в самый раз – ну, слегка великоваты. А вот рубашка у него на плечах трещала по швам. Похоже, ему было во всем этом некомфортно.
Я радушно пожелал всем доброго утра, поцеловал свою любимую, затем дочь, пожал руку зятю – рука у него оказалась отличная, мозолистая. После этого сказал:
– Зеб, сними рубашку. Уже жарко, а будет еще жарче. Не стесняйся. Ты у себя дома.
– Спасибо, папа. – Зеб стянул мою рубашку с плеч.
Хильда взобралась на свой стул, почти сравнявшись ростом с Зебом.
– Я воинствующая поборница женских прав, – заявила она, – и мое обручальное кольцо – это не кольцо у меня в носу! Кстати, где мое обручальное кольцо, старый козел? Ты мне до сих пор его не подарил.
– У меня же не было на это времени! Хорошо, милая, подарю при первой возможности.
– Вечно вы, мужчины, оправдываетесь! Не перебивай, когда я говорю. Ничто не оправдывает ваши привилегии! Если вы, мужские шовинистические свиньи – я хотела сказать козлищи, – вправе одеваться как вам нравится, то мы с Дити – тем более!
С этими словами моя прелестная возлюбленная развязала верх своего бикини и швырнула его в сторону жестом стриптизерки.
– Не пора ли подкрепиться, как говорил Винни Пух? – сказал я.
Мне не ответили. Вместо этого Дити в энный раз доказала, что я могу гордиться ею. Многие годы она советовалась со мной, принимая важные решения, – советовалась хотя бы взглядом. Теперь она взглянула не на меня, а на своего мужа. Зеб сидел с каменным лицом, никак не выражая ни осуждения, ни одобрения. Дити некоторое время смотрела на него, потом чуть заметно пожала плечами, завела руку за спину, что-то там развязала
