задумчиво сказал он, полулежа ковыряя в зубах, – бабки есть?
«Ну, начинается», – с тоской подумал Кока.
– А сколько?
– Та сколько… Пара копеек, пятера, я знаю… Если нет, – Коля живо сел, – я дам. Не западло, надо сбегать, взять шмурдила. Сам знаешь, я на посту, да и телки вот-вот подъедут.
– Куда, аж в Аркадию?
– Та что ты гонишь, какая Аркадия? Тут, метров триста, под «Россией» навес такой, люля-кебабная.
– А что брать? – вздохнул Нелединский.
– Постой, сумку найду. Да любое, только не водку, устал пить ее каждый день как нанятый. Там есть белое «Европейское», знаешь, бомбы, по восемьдесят семь копеек. Они там с наценкой, по рубчику выйдет.
За дверью послышался шум, кто-то съезжал по крутой тропинке на пятках, обрывая руками верхушки бурьяна. Залаяла собака.
– Заткнись, Шурик, – вяло сказал Коля, – дурная совсем стала, старая…
– Шурик… Дурная?
– Так она ж сука.
– А почему Шурик?
– Есть тут один, – усмехнулся Коля, – тоже сука.
Послышался звонкий неумелый мат, и в будку вошел мальчик лет шестнадцати-семнадцати. Увидев постороннего, он покраснел и вежливо кивнул.
– А, Игорек, – обрадовался Коля, – а это – Николай Георгиевич, одессит с Ташкента.
Игорь еще раз кивнул и сделал попытку протянуть руку. Нелединский его опередил. Игорь был черноволос, волосы торчали ежиком, синие глаза с девичьими ресницами под прямыми бровями смотрели доверчиво, но с достоинством. Маленький рот выглядел странновато под многообещающим носом, загибающимся на конце. На веснушчатых щеках кругами вился белый пушок. При небольшом росте он ухитрялся сутулиться. Говорил быстро, проглатывая окончания слов. «Фаюмский портрет», – подумал Кока, так вот почему ему показалось, что он уже где-то видел этого пацана. Этого и правда не могло быть: когда Нелединский последний раз был в Одессе, тот был еще совсем маленьким…
– Их тут целая мешпуха, – рассказывал Коля. – И дядя приходит, и двоюродные братья, и второй дядя, и третий тоже иногда бывает. И еще один дядя в Москве.
– Постой, постой, – что-то забрезжило, – как зовут твоего московского дядю?
– Карл.
– Ну, ты даешь, – изумился Николай Георгиевич, – так ты… сын Розы?
Игорь вытаращил глаза: что-что, а имя мамы здесь еще не упоминалось.
– Я – Кока, – торжественно, как Дубровский, объявил Николай.
– Ну, школяр, теперь бежи за шмурдилом!
Игорь смутился:
– Вообще-то у меня завтра последний экзамен, я забежал скупаться, конечно, сбегаю, вот только окунусь, но мне скоро надо бежать, биология все-таки, а я не готовился, сейчас только окунусь. Кто-нибудь пойдет?
– Уже холодно, для меня во всяком случае, – улыбнулся Кока.
– Игорек, ты же знаешь, что я не купаюсь, – горделиво сказал боцман. – Иногда только, с сильного бодуна.
Мокрый Игорь
