вскрикнул Петр Кириллович испуганно, словно что-то вспомнил важное. – А где же Ксения Павловна? Ты один?
– Ксения Павловна у вас дома. Она заболела тифом и чувствует себя очень плохо. Мы еле-еле доехали до вашего села… – Мусаил не мог говорить: суровый мужчина глотал слезы бессилия и горя. – Мы знаем все. Скажите, где эти собаки, – я их найду хоть на этом, хоть на том свете, и Аллах мне поможет совершить святое возмездие! Платон Никитич для меня был больше отца, да простит меня Аллах, больше братьев, и, если теперь я не омою кровью убийц свои руки, – мне не будет покоя на земле….
– Подожди, Мусаил, – Петр Кириллович обнял его и, смахнув слезы с глаз, погладил по голове Матвея, – нам надо сейчас думать о Ксении Павловне и о Матвее. Платона, Царствие ему Небесное, мы похоронили по всем правилам – и ему ничем уже не поможем. Если ты сейчас на этих убийц один пойдешь мстить – они и тебя пристрелят, а я стар, чтобы защитить женщину и ребенка от них. Да нет их сейчас в Лаптеве – они, говорят, ускакали в Кукарку. А тот несчастный, однорукий сосед Платона, который держал в руках нож, конечно виноват, но его тоже подставили: его руку направляли двое – собственный брат Платона и еще какой-то пришлый Иуда. Пойдем в дом, Мусаил, – там поговорим.
Ксения Павловна сидела на лавке возле окна, прислонив голову к оконному косяку, когда Петр Кириллович, Мусаил и Матвей друг за другом зашли в дом. Маленький Матвей с порога, вскрикнув: «Мама! Мамочка!», – бросился к ней, но она умоляюще взглянув на взрослых, рукой остановила сына дрожащими руками на расстоянии от себя.
– Петр Кириллович, это – вы? – тихо, даже немного отстраненно, сказала она. – Ради Бога, не давайте Матвею подходить ко мне. Матвеюшка, – обратилась она, еле сдерживая себя от того, чтобы не заключить сына в объятия, прижаться к нему со всей материнской любовью и расцеловать, – мама очень больна, видишь? Тебе нельзя ко мне подходить.
– Мама! – со слезами на глазах ребенок раскинул руки, пытаясь обвить ими Ксению. – Я хочу к тебе. Посади меня на колени.
– Нельзя, Матвеюшка, – слезы полились из глаз матери, и она снова бросила умоляющий взгляд на мужчин. – Мусаил, прогуляйтесь немного по улице с Матвеем. – Она снова обратилась к сыну. – Матвей, я же здесь и никуда не уйду, а ты погуляй во дворе: смотри, там дети играют, – иди, познакомься с ним, хорошо.
Мусаил, погладив голову ребенку, нежно взял его на руки и вышел с ним из дома.
– Похоронили, получается, моего Платона? – медленно, тяжело дыша, спросила Ксения, когда она осталась одна с Петром Кирилловичем.
Малинин утвердительно покачал головой и сел рядом с нею.
– Сыпной тиф у меня, – сказала Ксения, наблюдая через тюлевую занавеску за Мусаилом и Матвеем, которые вышли на улицу. – Будьте осторожны.
– Мне-то чего уж остерегаться, доченька, – сказал Малинин и взял в свою руку правую ладонь гостьи. – Да, вы вся горите, Ксения Павловна! – испуганно
