далеко на юге, попал сразу на Большой Скат, где отрекся, так сказать, от гибельных заблуждений и принял крещение, став свободным человеком. Работал он у Аглаи конюхом – она не только ветеринаром была, но еще и конезаводчиком, – ну и жил в усадьбе, в отличие от своего коллеги из «урожденных христиан», Степана, который на ночь уезжал к себе домой, на хуторок в паре километров от берега.
Тимофей же заодно присвоил себе обязанности сторожа, хотя никакой реальной необходимости в этом не было – на Большом Скате даже двери редко запирали. Но ему, похоже, нравилась такая роль, вроде как важности ему прибавляла, поэтому вечером он ходил по двору еще и с обрезанной двустволкой, свисавшей с плеча, заодно распоряжаясь собаками – двумя здоровенными, грозными с виду, но на самом деле ленивыми и добродушными кобелями.
Я в усадьбе был уже за своего, воспринимали меня как жениха, так что Тимофей поприветствовал меня почтительно, помог слезть мне, хромому, ну и сразу лошадь принял, повел ее в конюшню.
Аглая сидела на террасе, босая, в широких льняных брюках и просторной рубашке с закатанными рукавами, с книгой в руке. На столике рядом стоял кувшин с холодной водой, на тарелке лежал разрезанный на четвертинки лимон.
– Добрался наконец, – заулыбалась она, откладывая книгу и поднимаясь.
Голова ее едва достигала моего подбородка, так что пришлось пригнуться, чтобы поцеловать ее в губы.
– А где?.. – Я не закончил вопроса, но Аглая поняла меня правильно:
– Спит, перенервничала она, к вечеру носом клевать начала. Посидели, поболтали, и как-то дошло до нее, что детство теперь совсем закончилось, уже официально. Завтра с Евгеном разберемся насчет раздела обязанностей – и все, она теперь каждый день на работе будет. А ей всего пятнадцать. Даже думаю – правильно ли мы поступили?
– Ты насчет того, что мы за ее совершеннолетие выступили? – Отставив трость к стене, я аккуратно опустился в плетеное кресло, с наслаждением вытянув больную ногу.
– Конечно, – кивнула она. – Зря расселся. Пошли, я тебе повязку сменю.
– О-о, – протянул я, поморщившись, – только ведь уселся.
– Потом еще усядешься, пошли в кабинет.
Пришлось вставать, куда денешься. Хорошо, что повела именно в кабинет, где она с бумагами работает, а не в операционную, в которой зверей всяких лечит, а то как-то того… Достала из шкафа металлическую коробку с бинтами и прочим, указала мне на стул напротив:
– Снимай брюки.
– Так почему ты считаешь, что зря мы за нее свидетельствовали? – Расстегнув ремень с кобурой, я положил его на письменный стол, потом расстегнул брючный.
– Потому что свалили на нее взрослую ношу.
– Она дела ведет как взрослая, вполне. – Я сел на стул и вытянул ногу.
– Ну-ка, посмотрим, – тихо сказал Аглая, разрезая узким острым ножом завязки бинта. –
