кто ж фермой-то до сих пор занимался? – спросил он.
– А тебе-то что до этого, сынок? – спросила она его мягко, но довольно сухо.
– Ферма моя, – ответил он тоже довольно сухо.
Помолчав, Тенар встала и принялась убирать со стола.
– Да, это верно.
– Ты, конечно, можешь тоже тут оставаться сколько угодно, – сказал он как-то неловко; может быть, хотел пошутить? Нет, шутником он никогда не был. – А Чистый Ручей все еще здесь?
– Да, все они здесь. И еще один человек, живет со мной. По имени Хок. И маленькая девочка, которую я воспитываю. Здесь. В этом доме. Тебе придется пока спать на чердаке. Я лестницу принесу. – Она снова посмотрела ему в лицо. – Так ты, значит, сюда надолго?
– Возможно.
Вот так и Флинт отвечал всегда на ее вопросы – в течение двадцати лет, как бы отрицая ее право их задавать и никогда не говоря ни «да», ни «нет», сохраняя при этом собственную свободу, основанную на ее неведении. Довольно-таки убогая, маленькая, совсем крошечная свобода, подумала Тенар.
– Бедный ты мой, – сказала она сыну, – команду твою разогнали, отец твой мертв, в доме твоем чужой – и все в один день на тебя свалилось. Тебе понадобится время, чтобы к этому привыкнуть. Прости меня, сынок. Но я рада, что ты пришел. Я о тебе часто думала: как ты там, в море, особенно во время штормов, зимой.
Он ничего не ответил. Ему нечего было предложить ей, а принять хоть что-то в дар он был не в состоянии. Он оттолкнул свой стул и уже собирался встать из-за стола, когда вдруг появилась Терру. Полупривстав, он не мигая уставился на нее.
– Что это с ней случилось? – спросил он.
– Обожглась. Это вот мой сын, Терру, о котором я тебе столько рассказывала. Моряк. Его зовут Искорка. А это Терру, твоя младшая сестренка.
– Сестренка?
– Приемная.
– Сестренка! – снова повторил он и посмотрел по сторонам, словно призывал кого-то в свидетели; потом уставился на мать.
Она тоже смотрела на него, не отводя глаз.
Он встал, старательно обошел застывшую на месте Терру и громко хлопнул дверью на прощание.
Тенар начала было что-то объяснять девочке, но не выдержала.
– Не плачь, – сказала та. Сама она не плакала и, подойдя к Тенар, погладила ее по руке. – Он тебе сделал больно?
– Ах, Терру! Дай-ка я тебя обниму! – Тенар села у стола, взяла Терру на колени и крепко прижала к себе, хотя девочка была уже слишком большой, чтобы ее баюкали, как младенца, да и всегда в таких случаях старалась отстраниться. Но Тенар все обнимала ее и плакала, и Терру наконец склонила свое изуродованное лицо к ее плечу, прижалась щекой, и вскоре та и другая промокли от слез.
Гед и Искорка вернулись домой одновременно, но с противоположных концов фермы. Искорка, по всей очевидности, успел побеседовать с Чистым Ручьем и обдумать ситуацию, а Гед, что тоже было очевидно, только теперь пытался ее оценить. За ужином разговаривали крайне мало и настороженно. Искорка не возразил против того, что его лишили собственной
