ними из города в глухую ночь.
Лагерь аварцев уже потушил свои огни. Воины Алегеко поползли к нему и вдруг с гиком и выстрелами бросились на него. Среди аварцев произошло смятение, а тем временем хан послал остальное войско.
Не выдержали аварцы первого натиска, побежали и к утру были совсем разбиты. Много их пало в бою, остальные частью попали в плен, частью бежали в горы.
Хан ликовал, и когда его войско вернулось в город, он при народе обнял Алегеко.
– Ты спас меня, спас мой народ! – сказал он ему. – Ты достоин быть главным начальником моих войск.
И наградил его хан деньгами, богатой одеждой, рабами и отвел ему помещение в своем дворце.
– Ты мне всегда нужен, – говорил он ему. – Летами ты молод, а опытом стар, и советы твои полезны для меня будут.
Жена хана, молодая и красивая женщина, увидела Алегеко, и полюбился он ей, и ждала она случая, чтобы наедине сказать ему о своей любви.
В один летний вечер Алегеко в сад ханский вышел, сел на каменную скамейку против мраморного фонтана.
Деревья в саду стояли громадные, кусты белых и красных роз тянулись по бокам дорожек, усыпанных песком.
От сильного пряного запаха белоснежных лилий голова кружилась, как от хмельного напитка, а фонтан журчал, что-то сонно рассказывал. Звезды зажигались на небе, ярко блестели; потом свет их побледнел: луна взошла.
Сидел Алегеко и думал о том, что еще недавно он, закованный в цепи, был в ногайской степи самым последним из рабов, а теперь он после хана – первый человек в ханстве.
В кустах сирени шорох послышался, белая тень мелькнула.
– Алегеко, – послышался негромкий голос.
Поднялся он со скамейки, подошел к кусту сирени.
Закутанная в белую чадру стояла женщина.
– Витязь славный, – заговорила она, и по голосу Алагеко узнал в женщине ханшу. – Люблю я тебя, люблю! – продолжала она. – Когда луна спрячется, я выйду в сад…
И радость, пьяная, безудержная радость охватила Алегеко, и хотел он обнять ханшу, хотел поцеловать ее.
Но сейчас тихо проговорил:
– То, о чем ты говоришь, не должно случиться…
А у самого дрожали губы.
– Должно, должно, витязь славный, – прошептала она. – Не в эту, то в другую – третью ночь, но случится…
И быстро пошла во дворец.
Как во сне был Алегеко, не верилось ему, что случилось с ним, и кровь больно стучала в висках его.
И вдруг вспомнил он, как хан при народе обнял его, другом своим назвал…
– Нет, не будет того, чего желает ханша, – проговорил он, пошел в свою комнату и лег спать.
А сон бежал от него, и шепот ханши звал его в сад.
И о хане больше не думая, поднялся он с постели и, осторожно ступая, в сад вышел.
Сад притаился в темноте, деревья что-то шептали, и шепот их туманил мозг Алегеко.
В кустах сирени голос ханши послышался:
– Витязь, мой милый
