пылинка на его туфлях по сравнению со мной казалась мне целой вселенной! Этот человек полностью покорил меня, уничтожил, сделал фанатичным почитателем себя. Даже сейчас, спустя много лет, спустя годы и годы анализирования тех событий, я чувствую в душе трепет и благоговение, когда говорю об этом человеке. И это несмотря на то, что именно он обрёк меня на бесчеловечные мучения эксперимента, к тому же из-за него погибли моя беременная жена и неродившийся ребёнок.
– Нас ждёт большое будущее, Дюльсендорф, – сказал он мне, давая понять, что наш разговор окончен, – помните об этом.
Обед прошёл в неестественной тишине. Все переживали встречу с Цветиковым, по крайней мере, так мне тогда казалось. Нас стало значительно меньше. Человек двадцать так и не попали на обед, царствие им небесное. Возможно, их расстреляли тут же, в лесу, или прокатили на спецмашине, которые частенько применялись у нас в эпоху построения большевизма. Этакая душегубка на колёсах, когда выхлопные газы подаются прямо в будку. Хотя вряд ли. Скорее всего, они тоже пошли как материал для какого-то эксперимента.
После обеда было кино. Показывали один из тех голливудских фильмов, где о развитии сюжета и финале можно узнать уже буквально с первых титров. Я сыто дремал в мягком кресле кинотеатра, изредка обращая внимание на экран. Я был счастлив. Почти. Что-то в глубине души не давало мне покоя. Какая-то тревога прочно удерживала моё сердце.
– Сразу после еды построение возле столовой! – прокричал дежурный санитар и закашлялся.
Шёл пятый день нашего заточения, пятый день жесточайшего отбора. Каждый день отсеивалось по несколько человек, и к этому дню нас осталось: 20 мужчин, 20 женщин и 10 детей возрастом от 8 до 14 лет.
В столовой все только и говорили о предстоящем построении, означающем только одно: перемены. Одни ждали перемен, другие боялись, третьи старались ни о чём не думать, четвёртые…
До меня долетали отдельные фразы из всеобщего гула голосов.
– Настало время, – произнёс напыщенно толстячок с багровой лысиной.
– А что вы такой торжественный? – вступила в разговор бесцветная дама средних лет в больших, портящих её очках.
– Ну как же? Время миссии наступило, – ответил мужичок и посмотрел на даму так, словно она одна не знала о миссии.
– Какой миссии? Вы о чём? – не унималась дама.
– Ну как же… Нас собрали, выбрали лучших…
– Вот-вот, – перебил его молодой парень спортивного вида, – отобрали, весь вопрос в том, для чего?
– А может, нас всё-таки отпустят? – заметила девица лет 16 с прыщавым лицом.
– Щас, догонят и ещё отпустят, – оборвала её дама в очках, – так бы тебя тут кормили, чтобы отпустить.
– Всё ж лучше, чем неизвестность, – вздохнул старичок с семитским лицом.
Всё верно, неизвестность была хуже всего. С самого утра у меня болела душа, ныло сердце и было повышенное желание сбежать, спрятаться, забраться под кровать. Это была паника соло, паника одного человека.
