досками и с ленивой негой полосами ложилось на темный, выложенный узорчатой плиткой пол святилища, на загадочные рисунки каких-то мифических существ на стенах, на массивные резные колонны.
– А что там? – спросил Миша, показав рукой на дверь, находившуюся на противоположной от окон стене.
– Это вход в подземный, молитвенный зал чайтьи, – объяснил Рамит, – Хотите посмотреть?
– Конечно! – чуть ли не хором воскликнули мы.
Подземный зал святилища оказался неожиданно огромным и освещался светом из длинных узких прорезей, заменявших окна «верхнему» кубику, как мысленно объяснила я себе.
– Удивительно! – воскликнул Олег, – Мне казалось, что храм не очень большой.
– Да, – подтвердил его слова Амир, – Со стороны он действительно выглядит не таким уж крупным. Мы видели только его внешнюю часть. А ведь основная часть чайтьи вырублена в скале, на месте нескольких старых пещер.
– Сколько же труда было вложено сюда! – с уважением сказал Миша, разглядывая изящные колонны, поддерживающие высокий свод, и стоявший у закругленной стены напротив входа огромный алтарь, – И все это было сделано примитивными орудиями труда! Немыслимо!
– А в кельи монахов можно зайти? Ведь какие-то из них, надеюсь, сохранились? – спросил Олег.
– Идемте! – улыбнулся Рамит, достал карманный фонарик и направился к небольшой неприметной двери.
Некоторое время мы шли по довольно широкому извилистому коридору с грубо высеченными арками и колоннами, затем осторожно, освещая дорогу фонариками, стали спускаться по ступенькам вниз, до нижнего уровня, на котором мы и обнаружили кельи. Долго, почти в полном молчании, бродили мы по этим таинственным помещениям, прислушиваясь лишь к своим ощущениям и к коротким, но очень интересным комментариям Амира и Рамита. Удивительно, но нигде не было плесени и влажной затхлости. Только чистый, сухой, холодный воздух. Во многих кельях на стенах остались фрагменты росписей. В некоторых, особенно в тех, где, по словам Рамита, жили самые просветленные монахи, стояли колонны. Повсюду на стенах были видны надписи. Мы заинтересовались ими. Но Амиру и Рамиту не был известен древний язык, на котором они были сделаны.
Кромешный мрак окутал своим непроницаемым покрывалом все кельи, но не властвовал над духом этих святых мест. Мне, с детства панически боящейся темноты, не было страшно здесь, в глубоком подземелье. Каждая келья имела свою особую энергетику. То сильную, строгую, проникающую в глубины твоего сознания и очищающую его от сомнений и темных мыслей. То мягкую, нежную, согревающую и успокаивающую душу. Из таких келий не хотелось уходить. Их энергия окрыляла, придавала силы, наполняла оптимизмом и верой в человека и человечество.
* * * * *
Задумчивые и одухотворенные вышли мы с противоположной стороны монастыря.
